Тюряга

Бейкер Джордж

— Он был не только близорук, у него было еще что-то с глазами, — добавил Даллас. — Он ведь носил зеленые очки.

— Да, — сказал Фрэнк.

— И потому кличка у него была Крокодил, — снова добавил Даллас.

— Слушай, Даллас! — прикрикнул на него Здоровяк. — Не перебивай. Ведь не тебя же просили рассказать.

— Так вот, — продолжил Фрэнк. — Еще у Крокодила были черные усы. И если бы я отрастил себе такие же да, вдобавок, одел его зеленые очки, то отличить меня от Крокодила было бы довольно трудно.

— И ты решил отрастить усы! — захохотал Здоровяк. — Представляю тебя с усами и в зеленых очках!

— Да нет, — сказал Фрэнк. — Я просто сделал себе на всякий случай такие усы из сапожной щетки и лейкопластыря.

— И случай скоро предоставился, — не удержался Даллас.

— Опять ты! — рассердился Здоровяк. И все вокруг рассмеялись.

— Ну-и ну, — сказал Джон, обращаясь к Фрэнку, — давай продолжай.

— Однажды нас повели в баню, и я поменялся там с одним парнем, оставшись ее убирать после того, как зэки помылись. Я знал, что после зэков обычно моются те из охранников, которые их привели, а уводят новые.

— Такое было неписаное правило, — вставил Даллас, скользко и подобострастно улыбнувшись взглянувшему на него в упор Здоровяку.

— Да, — сказал Фрэнк. — И я, улучив момент, быстро переоделся в форму Джозефа, пока он гоготал там с другими в парилке. Я нацепил его очки и наклеил усы. Охраннику, стоящему у выхода из бани, я, стараясь угадать голос Джозефа, сказал, что что-то перепарился и решил уйти пораньше. Он, помню, засмеялся и посоветовал мне выпить виски. Я знал, что в распоряжении у меня не больше часа, а скорее всего гораздо меньше, что вот-вот, напарившись и намывшись, Джозеф с другими выйдет в раздевалку и... вой сирен огласит тюремные дворы и помещения, а все пространство будет залито светом прожекторов, на ноги будет поднята вся охрана, плюс специальная «собачья контора», как мы называли, — несколько овчарок, которым должны были сунуть под нос наши вещи в случае побега и которые должны были бы броситься за нами вслед. Я, придерживая фуражку, буквально побежал к контрольно-пропускному пункту. Я знал, что ровно в девять уходит служебный автобус, увозящий в город дневную смену охранников и хотел нагло влезть в него, надеясь, что в толпе никто не станет ко мне присматриваться. На первом КПП дежурил приятель Джозефа и он пропустил меня без звука, я только махнул ему рукой. Я уже видел за вторым забором автобус с работающим двигателем и залезающих в него охранников и мне оставалось чисто формально пройти через второй КПП, показав пропуск, который я первым делом, когда только одевал форменный пиджак Джозефа нашел и переложил в боковой карман, как вдруг меня окликнул выходящий из здания КПП офицер. «Эй, Ха-стон (это была фамилия Джозефа), куда это ты так спешишь, что у тебя даже ус отклеился?» — обратился он ко мне. Я остановился ни жив, ни мертв, инстинктивно поднося руку к усам и проводя по ним пальцами. «Ага, решил подклеить, но это тебе не поможет». Я уже приготовился ударить его, чтобы, не надеясь теперь на автобус, успеть проскочить КПП и выбежать за ворота. «Авось, какая-нибудь попутка». Как вдруг он рассмеялся и спросил меня: «Так, значит, завтра в четыре?» «Конечно», — ответил я. «Смотри, если не принесешь, шкуру спущу», — в шутку пригрозил он и пошел дальше. Я прошел через второй КПП, где автоматчик, как мне показалось, все же довольно подозрительно на меня посмотрел. Но вот КПП остался за спиной и я буквально рванул к автобусу и... чуть было не рванул назад, когда увидел, что у его дверей стоит Драмгул. Я остановился, не зная, что мне делать. Но, взглянув еще раз, я увидел, что Драмгул беседует о чем-то с шофером. «Или пан, — сказал я себе, — или пропал». И в открытую пошел к автобусу. Я прошел мимо Драмгула, не глядя, естественно, на него и спокойно залез в автобус, где прошел на заднее сиденье и сел в угол, надвинув на лоб фуражку и закрыв глаза, давая понять, что я устал и ни с кем общаться не намерен. Да никому из охранников и не было до меня дела. Только один спросил: «Ты же хотел, кажется, помыться?» На что я ответил ему, что передумал. Автобус тронулся и через двадцать минут я уже был в городе, на свободе. Вот такие пироги, — закончил Фрэнк.

Все засмеялись и шумно загалдели.

— А ты, вдобавок, и клево рассказываешь, — сказал ему сквозь шум Здоровяк.

— Как никак Драмгул преподавал мне литературу, — рассмеялся Фрэнк.

Обсудив общие дела (они решили-таки купить у соседей штангу, гирю и две пары перчаток), команда разошлась по своим делам. В гараже остались только Леоне и Здоровяк.

— Слушай, — сказал Фрэнк, — все давно хочу у тебя спросить, кого это ты там прячешь под брезентом?

Фрэнк кивнул на стоящий в углу под чехлом автомобиль.

— А-а, — усмехнулся, оглядываясь на автомобиль, Здоровяк. — Это моя крошка. Хочешь посмотреть?

Он подошел к машине и откинул брезент.

— Ого, — сказал Фрэнк, — классный «Фордик». Только покрасить и хоть во Флориду.

— Если бы, — вздохнул здоровяк.

— А что такое?

— Да-а, мотора, считай, нет.

— Почему нет? Давай посмотрим.

Фрэнк откинул крышку капота и провел рукой по трубке системы охлаждения.

— Еродс, все на месте, — сказал он.

— Это только с виду.

— А в чем дело?

— Черт его знает, за последние годы многие пытались починить и не смогли.

— Я хочу попробовать.

— Дохлый номер, Фрэнк, — отмахнулся Здоровяк, достал гаванскую сигару. — Давай лучше покурим. Люблю я гаванские, табак у них ароматный и крепкий вдобавок. На, закури, — он протянул Фрэнку сигару.

— Погоди, — сказал Фрэнк, двумя руками залезая в мотор и уже что-то там отвинчивая. — Я знаю эти моторы. У нас был такой «Форд», только двумя годками постарше, мы его с моим приятелем делали, это мотор шестьдесят восьмого года.

— Да брось ты, Фрэнк, — усмехнулся Здоровяк. — Я же тебе говорю, столько ребят на этом моторе зубы пообломали.

— Нет, — сказал Фрэнк. — Гадом буду, если не сделаю эту машину.

28.

С того дня, как Фрэнк увидел «форд», он словно бы заболел. Каждый час свободного времени он посвящал этой машине. Джон и Даллас по мере сил помогали ему. Даже Здоровяк, который поначалу отнесся к их затее более чем скептически, теперь все чаще помогал им. Эта машина, которую они делали все вместе, словно бы стала для них символом мужской дружбы и символом свободы, как будто настанет день и они сядут в кабину, Фрэнк включит мотор, ворота тюрьмы распахнутся, и они помчатся по трассе на юг, обгоняя другие автомобили, через города и поселки, минуя мосты, переброшенные через реки, пробиваясь через леса и словно бы пролетая поля. Вечерами, делая какую-нибудь не требующую особенного внимания работу, они разговаривали о жизни, рассказывали друг другу о том, кто где побывал и кто что видел. Джон много рассказывал об океане и о Лос-Анджелесе. Здоровяк был родом из Эль-Паго, штат Техас, города, что стоит на реке Рио-Гранде и граничит с Мексикой, и часто рассказывал о мексиканских магах, будто бы скрывающихся в горных районах Мексики и иногда устраивавших разные чудеса в Эль-Паго. Здоровяк говорил, что он даже пробовал кактус пейот, растение, дающее человеку магические силы. Они часто беседовали с Джоном о сновидениях. Даллас посмеивался над ними, а Фрэнк, хоть и не верил в магию, но, помня свое «ночное свидание» с Розмари, все же прислушивался. Так проходил день за днем. Разобрав мотор, Фрэнк выточил некоторые недостающие детали на токарном станке, а другие переделал из имеющихся в гараже запчастей.

— То, что ты делаешь, это и есть чистая магия, — сказал ему как-то Здоровяк, глядя на почти уже собранный мотор.

— Если бы могли еще на ней отсюда уехать, — усмехнулся Фрэнк.

— Ничего, — вздохнул Здоровяк. — Когда-нибудь вырвемся отсюда. Тебе так меньше пяти месяцев осталось.

— Почти четыре, — уточнил Фрэнк.

— А я через три года.

— Ну, это тоже не так долго.

— Приезжай ко мне на Рио-Гранде, когда я выпишусь отсюда. Там у нас такая рыбалка, пальчики оближешь. А потом я тебя с одним магом познакомлю. Может быть, он тебя в ученики к себе возьмет. Тогда будешь всесилен.

— Да мне же, наверное, нельзя, я же христианин, — сказал Фрэнк, вспоминая о своем крестике, который сорвал с него Грейвс.

— А это не важно, — сказал Здоровяк. — Я сам христианин, а вот, видишь, интересуюсь, жаль только, что тот маг меня уже не берет, стар ты, говорит.

— А сколько тебе?

— Сорок, — ответил Здоровяк.

— Ого, — удивился Фрэнк. — А на вид тебе и тридцати не дашь.

— Это потому что я все же потихоньку колдую.

— Я так и думал, что ты колдун, — рассмеялся Фрэнк. — Когда ты тогда на регби всех их подряд косил.

— Зря ты не веришь.

— Да верю я, — сказал Фрэнк. — Ты вот и на работу меня взял.

— А знаешь, что такое магия по большому счету? — спросил его Здоровяк.

— Что?

— Магия — это ведь и есть, как дружба и любовь. Чувство.

— Дружба и любовь — это точно магия, — подтвердил Фрэнк.

Здоровяк вздохнул.

— Чего вздыхаешь? — спросил его Фрэнк.

— Да осталась там у меня одна зазноба, наверное, не дождется.

— Почему не дождется? Дождется, — сказал Фрэнк, посмотрев на Здоровяка своим честным и открытым взглядом.