У бабушки, у дедушки
Шрифт:
Котька, одик-одинешенек, как и тогда, когда у него болел живот, сидел в знакомой позе, сжавшись в комочек.
На мое «кис-кис» он лишь медленно повернул голову.
В сарае был полумрак, свет проникал только через щели и слуховое оконце-треугольник, прорезанное в досках. Глаза кота светились, как самоцветные камни. Я протянул руку и погладил его по спине. Неожиданно он взъерошился, выгнулся, как будто увидел смертельного врага, громко зашипел и ударил меня лапой. Резкая боль обожгла руку. Когти у Котьки были как бритвенные ножи, на рукэ выступила кровь. Я закричал на кота:
— Ты что — не узнал?!
Котька спокойно спрыгнул с карниза и, не обращая на меня ни малейшего
Только теперь я смог разглядеть его. Котька был неузнаваем. Он невероятно исхудал, бока ввалились, грязная шерсть торчала клочьями. Казалось, это совсем не наш Котька.
К вечеру кот немного очувствовался. Он словно лишь теперь узнал своих хозяев. Он полакал молока, затем начал ласкаться и мурлыкать, а на ночь улегся спать у меня в ногах.
Наутро, подкрепившись уже по-настоящему, он носился по квартире, как одержимый. Играл, ловил нас за ноги, громко, задорно мяукал, качался на занавесках и шторах, словом, вновь стал походить на прежнего Котьку.
А перед сном долго и тщательно мылся, счищая трехнедельную грязь.
Мы все встали в тупик: что случилось с котом? Что за странная болезнь? А если не болезнь, что тогда. Но поскольку все окончилось благополучно, но стали мучить себя бесполезными вопросами, быстро успокоились и перестали об этом говорить.
Прожив в городе несколько дней, мы уехали опять.
В следующий раз мама поехала проведать дом и хозяйство лишь через месяц, и одна. Я остался в селе с папой. Вернулась мама с большой плетеной корзиной, повязанной сверху платком.
— Держите,— сказала она, вылезая из коробка и подавая корзину мне. Корзина была тяжелой, в ней кто-то шевелился. Приподняв платок, я хотел заглянуть в корзинку. Неожиданно из нее выскочил... Котька! Да, это был он, наш весельчак и озорник Котька. Мама не погнушалась привезти его с собой.
Мама рассказала:
— Котька-то... откалывает номера! Вы думаете, почему я привезла его? Он ведь опять чуть не подох. В тот раз ничего не ел, а з этот и вовсе... едва живого из амбара вытащили! Кое-как молоком отпоили! Стали давать, так еще не пьет, уморить себя решил, что ли.. Обиделся! Вы думаете, почему он тогда из дому ушел и едва богу душу не отдал? Затосковал!!! Вот и возьми его. А еще говорят: кошки не привязчивы...
Котька начисто опроверг устарелое предвзятое мнение, что кошки не способны привязываться к хозяевам, что им важны лишь дом да еда.
После этого Котька больше ни разу не расставался с нами. Кто решился бы рисковать жизнью такого кота?!
Котька-сельчанин
Дня три Котику держали взаперти, никуда не отпускали. Потеряется — жалко. Зачем везли! Кот очень быстро освоился на новом месте и чувствовал себя как дома. Видно, самое главное для него было — наша близость, наше присутствие.
Затем Котьку стали выпускать на улицу. Первое время он далеко не уходил, не хотел или боялся потеряться, и все нежился в саду на солнышке. Иногда, правда, вдруг подскочит, как ужаленный, увидит пролетающую птичку или бросится за бабочкой; не поймает и опять лежит, жмурится сладко, а то примется кататься на спине, наберется пыли — хоть бери веник да выбивай, как старый пыльный ковер. Раз бросился за пчелой, лапкой пришлепнул ее к земле; пчела зло зажужжала и ужалила кота
Освоившись окончательно, кот взялся за свое любимое ремесло — пошел по амбарам ловить мышей. Кстати, в селе это было далее удобнее, чем в городе: в нижнем углу дверей деревенских амбаров обязательно выпилено небольшое квадратное отверстие — ход для кошек. Не надо просить, чтоб открыли и впустили. Сперва Котька очистил от нахлебников амбар наших хозяев, после перекочевал в соседние амбары.
Опять, как и дома, отлучки кота становились все продолжительнее, а вскоре со всех сторон посыпались рассказы о Котькиных похождениях: там он учинил расправу над крысами, там распугал всех мышей — с восхищением сообщали хозяева амбаров.
Но вот почему-то кот вернулся мокрый. Упал куда-нибудь или кто-то выкупал его ради шутки? Странно было, однако, то, что спина и голова были сухие, а лапы и живот — мокрые. Где он подмочился, так и не удалось установить.
Прошло несколько дней — опять кот мокрый... Что за история, куда ходит Котька? И в следующий раз, когда его выпустили на улицу, я решил последить за ним.
Получив свободу, Котька нырнул в подворотню, после перебежал через дорогу, спустился на луг и по тропинке, протоптанной крестьянками, ходившими за водой, мелкой рысцой потрусил прямехонько к речке. Когда я, стараясь держаться в отдалении, достиг спуска к речке, Котька был уже у воды. Избранная дорожка, видимо, была хорошо знакома ему. Куда он направлялся? Уж не на мельницу ли? Но на пути преграда — широкая полоса воды, а кошки, как известно, очень неохотно идут в воду и плавают только по принуждению, в безвыходных обстоятельствах.
Наш Котька и тут оказался оригиналом. Подобрав тело в упругий комок и тщательно прицелившись, он с берега точно рассчитанным толчком перенесся на зеленую кочку, торчавшую посреди прозрачных водяных струй, затем, качнувшись (я думал, он вот-вот потеряет равновесие и свалится, но зтого не случилось) и перебирая лапами,— как это всегда делает кошка перед прыжком,— примерился еще раз и прыгнул... в воду.
Я с возрастающим изумлением продолжал следить за ним.
Я думал, он сейчас поплывет, но этого не произошло. Котька не погрузился по шею или даже до ушей, как я ожидал. Очутившись по брюхо в воде, он в ту же секунду сделал новый прыжок, затем еще... еще... каждый раз погружаясь немного больше, немного меньше, но ни разу выше половины туловища. Река в этом месте была неглубока, а дно усеяно подводными камнями, и кот умело использовал их, точно попадая с камня на камень. На последнем камне он задержался чуточку дольше. Расстояние тут было больше; измерив его глазами, кот напружинился и богатырским прыжком перемахнул на берег. Вот он уже и на суше...
Отряхнувшись, не оглядываясь на реку,— можно было подумать, что он очень спешил, или уж настолько привычным ему было проделывать все это! — поднялся по откосу и исчез в кустах
Добычи там для него, как; на вся ой мельнице, было более чем достаточно.
Позднее, как-то встретившись с моим отцом, хмельник, не без гордости за Котьку, сообщил:
— Ваш-то кот ходит ко мне хомяков пугал. Добрый кот. Ловец. Отдайте мне его...
Разумеется, кота ему не отдали, но Котькины прогулки за речку не прекращались до самого нашего отъезда в город