У черноморских твердынь
Шрифт:
Вовремя пришла радиограмма! Круто поворачиваем на обратный курс. И нет времени и возможности немедленно объяснить всему личному составу, почему это делается.
Вскоре ко мне подбегает возбужденный инструктор политотдела.
— Товарищ полковник, почему мы повернули назад? Столько прошли!.. Надо же на Севастополь…
— Именно на Севастополь, — отвечаю ему, — но только новым маршрутом. Успокойтесь сами и разъясните матросам: таково решение командования. Обстановка на войне меняется очень часто. Главная задача сейчас — сохранить силы и вернуться в Севастополь.
Потом
На рассвете подошли к селению Атман (Зольное). До Саблы (Партизанское) — 20 километров. Сделали привал у перекрестка дорог, и вдруг я увидел сидящего на камне полковника. Он в кубанке, с небольшой черной бородкой. Да это же Осипов, старый знакомый!
— Приветствую вас, Яков Иванович!
Он поднял голову, устало улыбнулся.
Еще полгода назад я встречался с Осиповым как с командиром Одесского военного порта, а по званию — интендантом 1 ранга. Яков Иванович был, казалось, прирожденным флотским хозяйственником, безупречно знавшим все, что относится к снабжению и базовому обслуживанию кораблей. Он очень любил свое беспокойное дело. Но трудно было предположить, что он сможет стать незаурядным командиром стрелкового полка.
Незаурядным был и сам этот полк, созданный из моряков, которые добровольцами пошли сражаться на сушу. Он отличился под Одессой своей стойкостью.
Полк, переименованный затем в 1330–й стрелковый, понес большие потери в коротких, но жарких боях на севере Крыма…
— Тяжело нам пришлось в эти дни, Евгений Иванович, — промолвил Осипов.
Он не был расположен рассказывать о подробностях, и я не стал расспрашивать. А больше мы с Яковом Ивановичем уже не встретились. На следующий день, 2 ноября, полковник Осипов, старый русский матрос, участник Октября и гражданской войны, пал в неравной схватке с фашистами под Симферополем.
Выясняется, что немецкие войска обошли Симферополь с юго–запада и, выйдя к Бахчисараю, окончательно перерезали шоссе на Севастополь. Переход в Саблы становится сложным. У деревни Чистенькая наша колонна попадает под артиллерийский и минометный обстрел.
Впереди совсем открытый участок пути между селением Ягмурцы (Фонтаны) и спуском в долину у Саблы. Но другой дороги нет, и надо проскочить здесь. Как назло, опять забарахлил мотор моей подбитой «эмки». Приходится преодолевать обстреливаемый участок бегом.
— Посмотрите на это чудо! — кричит мне на бегу, оказавшийся рядом начарт бригады полковник Кольницкий. Он показывает на движущийся невдалеке трактор. И впрямь диковинка: в кабине никого нет, а трактор идет себе куда надо. Оказалось, что водитель тягача краснофлотец Георгий Любченко шагал сбоку, прикрываясь машиной, как щитом, от осколков мин.
Но чудо чудом, а мины нас догоняют. По полю мечется военфельдшер Кето Хомерики. Ей, как всегда, хочется помочь всем сразу, а мины рвутся уже совсем близко от нее самой.
— Кето, за мной! — кричу ей и показываю ближайшую укрытую лощинку. Едва успеваем перемахнуть через бугор, как там, где мы только что были, разрывается целая серия мин. Можно считать, что избежали верной гибели.
В лощине собираются и все раненые. Их человек двадцать.
За Ягмурцами попадаем словно в иной мир. Степной Крым переходит в кряжистый горный массив, изрезанный извилистыми долинами, ручьями, руслами высохших речек.
Немцы все еще обстреливают нас. Как надоедливые мухи, жужжат осколки мин. Правда, теперь они не причиняют нам особого вреда — враг наугад бьет по дорогам и ущельям, а мы движемся под обрывами крутых скал.
Но вдобавок к минам нет–нет да и затрещит автоматная очередь. Надо все-таки избавиться от преследующих нас фашистских молодчиков. И как обычно, среди наших матросов находится немало охотников выполнить задачу, требующую смелости и сноровки.
— Разрешите, товарищ командир, проучить этих прохвостов, — просит моряк в лихо сдвинутой на затылок бескозырке.
— Вы кто такой? — строго спрашиваю его.
— Наводчик первого орудия Ермаков Василий.
— А как проучите?
— Да уж дозвольте, товарищ полковник!
— Ладно, действуйте!
— Хлопцы, за мной! — подзывает Ермаков товарищей. Трое моряков скрываются в зарослях. Через несколько минут автоматные очереди смолкают.
— Поймали! — кричит запыхавшийся Ермаков, появляясь из кустов.
— Так где же он? — спрашивает, растопырив руки, Ехлаков. Комиссару нужны вещественные доказательства.
— Нэма, порешили на мисти, у кустах, бо сопротивлявся, — поясняет один из краснофлотцев. — А вот рацию, автомат та якие-то бумаги прихватылы…
— Спасибо вам, товарищи, за службу! —благодарю я матросов. — А это все передайте в штаб, пусть разберутся.
Деревни Саблы достигаем только к вечеру. Большое татарское селение словно вымерло. От тех немногих жителей, которые попались нам на глаза, не удается ничего толком узнать об обстановке в окрестностях.
Сравнительно большое здание школы занимаем под перевязочный пункт. Военврач 3 ранга Анна Яковлевна Полисская принимает энергичные меры к тому, чтобы всех раненых — а их уже 60 —сделать транспортабельными.
Полисская — жена нашего начмеда Александра Марковича Мармерштейна. Теперь она исполняет служебные обязанности мужа, о судьбе которого нам ничего не известно. Мармерштейн остался с батальонами, которые, судя по всему, попали в окружение. Там и начальник штаба Илларионов…
Рано утром 2 ноября возобновляем марш. Связи со штабом армии больше нет, и общая обстановка довольно неясная. По–видимому, наши части где-то впереди, мы идем замыкающими. А за плоскогорьем растекаются фашистские войска. Они устремились к Севастополю и, надо полагать, — также на Южный берег Крыма, по автомобильной дороге. Но сюда, в предгорья, проникают пока лишь группы разведчиков.