У грани привычного
Шрифт:
С замиранием сердца и нехорошим предчувствием следил мастер, как постепенно расширяется ослепительно-белая щель в калитке людского прохода. Выйдя на скрипучий снег, он еще некоторое время жмурился от дневного света, привыкая к нему после тьмы штольни. Припортальная площадка была пуста. Молчали вентиляторы ГВУ 6 , бездействовал отвальный конвейер, недвижно застыла поднятая стрела крана на погрузочной площадке. Над порталом нависала звенящая от мороза тишина, которую не нарушали завыванием мостов сновавшие между отвалом и перегрузом самосвалы. Даже привычного шума
6
ГВУ – главная вентиляционная установка. Служит для проветривания горных выработок.
Всё же подавленные и молчаливые проходчики, направляемые растерянным не менее их самих мастером, обошли все вагончики. Обошли, как и опасался Иван, безрезультатно и в итоге собрались в стылой нарядной.
– Надо бы воду посливать, а то разморозится все к чертям собачьим, – выпуская изо рта облака пара, заявил Славик.
Успев уже заглянуть в расширительный бачок и не обнаружив в нем воды, Пролёт обреченно махнул рукой:
– Не успели мы чуток. Все и так слито.
– Точно говоришь, – поддержал его Михаил Иванович и указал на открытый сливной краник батареи отопления, с которого свисала ржавая сосулька.
– Странно это как-то, – задумчиво протянул мастер, непослушной от холода рукой перелистывая страницы лежавших на столе журналов. – Судя по тому, что свет погас минут двадцать назад, замерзнуть еще ничего не должно было.
Наступило молчание. Все с недоумением переводили взгляд друг на друга.
– Ну? Что делать-то будем, мужики? – задал общий для всех вопрос Костя.
– В поселке стоят вагончики с печками. Те, в которых мы жили, когда сюда высаживались. Вода из них слита, сам этим занимался. Дров найдем, – рассудил Иванович. – А тут без электричества и погреться негде.
– А с чего ты взял, что и в поселке никого нет? Не могли же они все просто так взять и исчезнуть? – с какими-то жалобными нотками в голосе спросил Костя.
– Идти до базы шесть километров, что несколько многовато, учитывая наши резиновые сапоги. Но другого пути, видимо, нет, –заключил мастер. – Иваныч, Петрович, гляньте погрузчик, который под перегрузом стоит. Если его получится завести, на нем поедем.
Михаил Иванович с Пролётом сразу же ушли.
– Костя, ты давай займись костром: вдруг отогревать что-то нужно будет. Ну а мы, Слав, пойдем схроны вскрывать.
Однако разжигать огонь не пришлось: очень быстро выяснилось, что погрузчик оказался так же неисправен, как и оставленный в штольне дизелевоз. Мастер, проведя с помощью Славика ревизию склада, снабдил всю компанию дежурными валенками, и, обувшись в них, вся компания пешком отправилась в сторону вахтового поселка. Шли скорым шагом и молча, сберегая дыхание на крепчавшем к вечеру морозе. А в кармане куртки мастера лежал скрученный в весьма толстую трубочку журнал производства горных работ, последняя запись в котором была датирована двадцать третьим января. И это при том, что утром он самолично расписывал дневную смену за двадцатое.
5
– Ну а дальше-то что? – требовательно и с плохо скрываемым недоверием в глазах спросил Алексей Степанович.
– Дальше? – безразлично глядя на тлевшую между пальцами сигарету, переспросил зам. – А дальше мы всё там излазили и никого не нашли. Ни людей, ни следов. Как будто сквозь землю провалились. Машину с продуктами кое-как отогрели, потом удалось завести бензовоз. Потом через наледь перегнали бульдозер. Как выяснилось, она уже была основательно промерзшая, поэтому пошли на риск и перетащили КамАЗ с продуктами, а следом и бензовоз. Страху я, конечно, натерпелся, Степаныч… А знаешь, что самое странное? Не отсутствие людей, начальника нашего и следов там всяких. Странно то, что наледь промерзла. Не мне тебе рассказывать, что за два дня ни одна, даже самая плевая, наледь не промерзнет, а тут целый бульдозер накрыла, и на второй день на ней даже намека на воду нет. Начальник, когда мы с ним вчера в последний раз говорили, рассказал, что как будто вся река из своего русла на лед вытекла и шарашит во всю ширину поймы. Понимаешь, Степаныч, за день так замерзнуть она бы не смогла.
Зам замолчал, и было видно, что рассказывать дальше он и не собирается, а лишь терзает себя вопросами, на которые не находит ответов. Когда молчание стало совсем натянутым, механик попытался сменить тему:
– А телефон? Звонить пробовал? Там же вроде связь была.
– Конечно, пробовал, – устало отозвался зам. – И в рацию на всех волнах кричал тоже. Да только ни сигнала в телефоне, ни ответа по рации. И у всех так же.
– Что же это за хрень с нами творится? А, Константинович?
– Кабы я знал. Кабы я знал, Степаныч.
Алексей Степанович смотрел на зама, которого близко знал еще со времен строительства БАМа, где они вместе катали на МоАЗах породу из забоя.
– Ну, ты давай не расклеивайся! Это пока наши ребятушки никаких действий не предпринимают, пока в шоке от происходящего пребывают. А если им волю дать, то тут такое начнется! Давай лучше подумаем, чем мы их от крамольных мыслей спасать будем.
Владимир Константинович был понятливым. Да и говоривший с ним один на один механик был не чужим человеком, а настоящим, проверенным годами и тяжкими подземными километрами другом. Он выпрямился, решительно потушил окурок о пепельницу и, хлопнув себя ладонями по коленям, тоном, уже напоминавшим деловой, заявил:
– Не бывает так, Алексей Степанович, чтобы в тоннеле работы не было, а работа – лучшее средство от праздных мыслей. Что-что, а сидеть без дела у меня никто не будет. Это я тебе обещаю.
– Вот теперь я узнаю своего старого друга Руденко.
Механик с кряхтением поднялся, пожал крепкую руку зама и, ободряюще улыбнувшись, вышел. Очутившись в коридоре и плотно затворив за собой дверь, Алексей Степанович перевел дыхание. Будучи умудренным опытом, он отлично представлял, какое тяжкое бремя лежит сейчас на плечах Владимира Константиновича. Ну ничего, рано или поздно все разрешится.
Несмотря на достаточно позднее время, спать механик пока не собирался. Накинув на плечи рабочую куртку, он вышел на улицу и, осторожно лавируя между лужами, при свете всполохов непрекращавшихся молний стал пробираться к расположившейся на краю площадки котельной. Дверь была настежь открыта, и из здания, получившегося путем тонкого хирургического сращивания двух сорокафутовых контейнеров, лился ровный свет. Оббив о порог ботинки от налипшей грязи, которая уже местами заметно оттаяла, механик вошел внутрь.