У грани привычного
Шрифт:
– Видались уже, – разделяя слова, отозвался Степаныч.
Кроме него в парной на верхнем полке сидел толстый и красный как рак миксерист Лёха. Завидев проходчика, он расплылся в блаженной улыбке:
– Привет, Витюша. А чё один? Где друга своего потерял?
– Сам его ищу. Здесь не было?
– Нет. Утром его видел.
– Утром и я его видел, – удрученно махнул рукой Витёк и, плеснув на раскаленные камни воды из мятого алюминиевого ковшика, полез на полок. – И на обеде видел. А потом пропал.
– Ого!
Не заметив подвоха, Витёк набрал в легкие жаркого воздуха и стал рассказывать:
– Я с обеда остался пики получать, а они все в штольню ушли.
– Поди, долго получал? – едва скрывая издевку, вставил механик.
– Ну так… чайку с Митричем попил и пошел. Но дойти успел только до портала. Там меня зам сцапал. Виктор Петрович, говорит, судьба всего участка в твоих мозолистых руках. Окажи, мол, неоценимую помощь, помоги в починке режущего инструмента…
Степаныч и Лёха не смогли сдержать смеха.
– Ай да Витёк! Константиныч – тертый калач, с ходу тебя раскусил. Хрен бы ты до забоя дошел… Ну-ну, давай дальше. Спас участок?
– А как же! – подбоченясь, прогнусавил проходчик. – Ценой неимоверных усилий восстановил целых две шарошки на нашу Клавдию.
– Герой!
– Это что еще за Клавдия? Лаборантша, что ли, новая? – услышав женское имя, насторожился Лёха. – Красивая?
– Лаборантша… Эх ты, Лёха, Лёха. Бабник ты. Клавдия – это щит наш, которым мы тоннель идем.
Миксерист ненадолго задумался.
– Погоди-погоди! Получается, что эта махина, которая скалу грызет, – Клавдия?! Да вы надо мной издеваетесь!
– Ни разу, – невозмутимо отозвался механик. – Все тоннелепроходческие щиты называют женскими именами.
– Да ладно! – все еще не веря, изумился Лёха. – Прям все-все? И за бугром тоже?
– Везде так. Первыми стали называть, по-моему, канадцы. А уже от них и остальные понабрались.
– Прикольно, – проговорил Лёха, а потом, подумав, хихикнул: – А почему нашу машину назвали Клавой?
Степаныч пожал плечами. Вместо него в объяснения охотно пустился Витёк:
– Это наш директор так ее окрестил, – и с гордостью добавил: – Я даже знаю, в честь кого.
– Ну и?
– В честь своей секретарши.
– Не гони!
– Вот те крест! Когда только щит этот получали, была у него секретарша… Потом, правда, директора с ней его же жинка на даче застукала. И не стало у нас больше секретарши Клавы…
– «Санта-Барбара», блин!
– О! У нас, Алёшенька, в тоннельном отряде и не такое бывало. Помню вот…
– Сдается мне, что ты заврался, – прервал готовую уже было начаться следующую историю механик.
Витёк возмутился:
– С чего это?!
– А с того, что не позволила бы жена назвать щит в честь любовницы. Или ты скажешь, что она таких вещей не знает?
– Знать-то, конечно, знает, – ничуть не смутившись, парировал проходчик с хитрым прищуром, – да только думает, что машина носит ее имя. Ее ведь тоже Клавой звать.
В парной вновь раздался взрыв хохота.
– Беспроигрышная тактика – подбирать себе любовницу с таким же именем, как у жены! – вдоволь просмеявшись, восхитился Лёха. – Хрен же перепутаешь!
– Вот умеешь же ты, Витёк, байки травить! Ведь и придраться не к чему.
– Точно-точно. Как вот тебя сейчас проверить?
– А что меня проверять?! – возмутился Витёк. – Я же всегда только чистейшую правду!
Колька в комнате не оказалось. Ни мирно похрапывающего, ни бодрствующего – вообще никакого. Витёк, поразмыслив, развесил полотенце сушиться и отправился на поиски. Обойдя все возможные места пребывания друга и нигде его не обнаружив, проходчик заявился туда, где, по его мнению, можно было разжиться достоверной информацией, – к горному диспетчеру.
Диспетчер явно был чем-то серьезно озадачен. Он даже не обратил внимания на вошедшего и продолжил напряженно слушать гудки вызова в телефонной трубке. Молчание длилось достаточно долго, а потом он, так и не сказав ни слова, брякнул ее об аппарат. И только после этого заметил топтавшегося в нерешительности у двери Витька, а заметив, изменился в лице. Близорукие глаза на миг осветились надеждой, но, наткнувшись на потерянно-вопросительный вид посетителя, сразу же погасли.
– Как я понимаю, ты тоже не знаешь, где носит мастера и все ваше звено, – констатировал он, даже не попытавшись придать сказанному вопросительного тона.
Витёк пожал плечами и уселся на скамейку, стоявшую возле входной двери.
– Палыч, а что, и мастера нет? И остальных тоже?
– Нету. Отчет за первую смену не с кого спросить, а у меня доклад… – начал было жаловаться он.
– Ну, ты эту свою шарманку брось, – прервал собравшегося уж было излить все свои неурядицы диспетчера Витёк. – Искать же нужно, а не об отчетах переживать.
– Ищут, – вздохнул Палыч. – Отправил уже ночника на вашу сбойку.
Словно услышав слова диспетчера, ожила рация.
– Палыч, из дневников никого в сбойке нету, – кричал сквозь шипение эфира натужный голос ночного мастера. – Забой обурен, но не заряжен. Порода вся убрана. Никого нет.
– Да мы его еще до обеда обурили, – вставил Витёк неожиданно хрипло.
– А по штольне смотрел? – замахав на Витька рукой, прокричал в рацию диспетчер. – Или, может, они где на портале засели?
– Я, по-твоему, слепой?! – раздался ответ. – Нет их нигде. И вещей тоже нет. Наверняка пьют в какой-нибудь комнате в общаге. Так что ищите у себя, а мне работать нужно.