У хороших девочек нет клыков
Шрифт:
Выдержка из «Руководства для только что восставших из мертвых»
Мой визит к Зебу начался немногим лучше, чем эпизод с пирогом в горшочке.
Будучи не в состоянии определить местонахождение своей машины, я пешком отправилась к кирпичному фермерскому домику времен 70-ых на улице Джефферсона, который арендовал Зеб. Он съехал от своих родителей, как только достиг соответствующего легального возраста. Пару месяцев даже обитал на кушетке у Джетти, пока не накопил достаточно денег, чтобы позволить себе этот маленький, заросший кустарником,
Стоит ли удивляться, что единолично-собственная ванная комната стала заветной мечтой Зеба? Сам же дом был далек от того, чтобы его можно было назвать уютным. Зеб обитал в нем уже пять лет и все еще использовал оранжевые пластмассовые ящики из-под молочных бутылок в качестве журнального столика. Единственным признаком того, что в доме вообще хоть кто-то жил, был ухмыляющийся гном на лужайке рядом с разросшейся хостой[1]. Мы сперли гнома у моей соседки, миссис Тернбоу, за год до окончания школы и нарекли его Губертом МакУиндершинсом. Тут не обошлось без щедрых винных возлияний. Мама узнала о нашем поступке и заставила вернуть Губерта обратно. Спустя неделю после того, как Зеб переехал на улицу Джефферсона, мы снова украли этого гнома, оставив двадцать пять долларов в почтовом ящике его бывшей владелицы.
Я постучала в дверь. Никто не ответил. Обогнув угол дома, я открыла калитку. Смутное очертание собаки бросилось ко мне и остановилось прямо напротив. Мой вызывающий жалость безобразный пес, Фитц, заскулил, немного покружился и сел, уставившись на меня. Низкое рычание зародилось у него в горле, и мое сердце оборвалось. Собственная собака не признавала меня. Я еще могла бы пережить безработицу, новую строгую диету и мамины вспышки раздражения. Но это толкнуло меня на грань немертвого нервного срыва.
– Фитц, это - я, - позвала я, протягивая руку, чтобы он уловил запах. Пес не сводил с меня глаз. Эта собака беснуется и бежит к двери всякий раз, когда по телеку идет «Домино»[2], так что его умственные процессы не слишком быстры. Я уже отчаялась, когда до него, наконец, дошло, и он рванул ко мне, чтобы лизнуть в лицо. Я взвизгнула от радости и позволила ему опрокинуть меня на землю.
– Ээй, как дела у моего мальчика? Как поживает мой Фитц? Ты скучал по мне?
– Воркуя как идиотка, я перекатил его на спину и почесала живот.
Судя по всему, Фитц стал результатом случайной связи между Датский догом и люфой[3]. Его шкура была цветом той самой плесени, что любит расти у вас душе. Он был настолько огромным, что стоя на задних лапах, передними упирался мне в плечи. Свободные складки кожи свисали на глаза, так что большую часть окружающего мира он мог увидеть лишь откинув голову назад. Единственное, в чем Фитцу повезло – это то, что я назвала его в честь мистера Фитцуильяма Дарси[4] из «Гордости и Предубеждения».
У меня проблемы в отношении Джейн Остин.
– Мне так жаль, что я пропала, не предупредив тебя, но обещаю все исправить, - заверила я, потрепав его за ушами. На глаза Фитца упали «шоры», когда он наклонил голову для ласки, и это означало, что я прощена.
И именно тогда Зеб, мой лучший друг, с которым мы были как гоп и стоп[5], как Шегги и Вилма[6],
– Прочь! – выкрикнул он.
– Прочь!
Мы с Фитцем разом подняли головы, и я поразилась несметному количеству цепей вокруг тощей шеи Зеба. Золотых, серебряных, усеянных фальшивыми бриллиантами и даже из светящейся оранжевой пластмассы. Зеб шагнул ко мне, выставив перед собой старое распятие из розового дерева, которое обычно висело приколоченным на стене в доме его бабушки МакБрайд.
– Убирайся, демон! Сгинь!
– О, ради всего святого, - закатила я глаза.
Оторопев, Зеб встряхнул крест, как забарахливший фонарик, и снова махнул им в мою сторону.
– Властью Господа нашего, Иисуса Христа, заклинаю тебя!
– Интересная тактика для парня, пятнадцать лет не переступавшего порог церк-аайй!
Я ощутила настоящий конфуз, пропустив удар ножом, особенно, если вспомнить о моих новых кошачьих рефлексах. Могу только сказать, что я этого не ожидала. В средних классах Зеб грохнулся в обморок, когда мы препарировали лягушек. В школе он победил всего в одной драке, и то лишь потому, что Стив МакГи споткнулся и упал на его кулак. Но, тем не менее, вот она я, поддразниваю Зеба за переизбыток аксессуаров в одну минуту, а в следующую - оранжевая пластмассовая рукоятка разделочного ножа торчит из моего живота.
– Ой! Это должно быть дерево, ты, бестолочь. И надо прямо в сердце!
– завопила я.
Мой опыт с колотыми ранами был весьма ограничен, но ощущения определенно совсем не те, что от огнестрельной. Холодное, тонкое лезвие, вошло в мою плоть как по маслу. Рассеченные ткани начали чесаться, стоило пошевелить его туда-сюда, зуд раздражал гораздо сильнее, чем боль.
Я зашипела, вытащив нож, и впилась взглядом в ошеломленного Зеба. Рана начала заживать прямо на глазах, фрагменты мускулов и кожного покрова стягивались, чтобы срастись. Я стукнула Зеба по плечу.
– Придурок! – выкрикнула я, отбросив нож.
– Я … я сожалею, - пробормотал он. Шок от содеянного, очевидно, охладил его резвый порыв совершить суровый суд Линча[7].
– Я просто запаниковал.
Фитц бросился за ножом, чтобы принести обратно. Мы с умилением наблюдали за тем, как моя чокнутая собака притащила нож, держа его за пластиковую ручку, и бросила у наших ног. Зеб схватил его и снова вонзил мне в бедро.
– Ой! – взвизгнула я, толкнув его достаточно сильно, чтобы он шмякнулся на спину под весом распятий.
– Если ты еще раз меня пырнешь, я тебя убью. Не «хи-хи ха-ха, в шутку убью», а буквально высосу жизнь до капли. И сомневаюсь, что казнь на электрическом стуле станет для меня эффективным наказанием.
Я вытащила нож, снова. Зеб присел так, чтобы поближе разглядеть мою рану, снова. У меня отвисла челюсть.
– Зеб Лавелл, ты что, колешь меня ножом просто, чтобы посмотреть как быстро заживают раны?
– Нет! – защищаясь, воскликнул он.
– Вот сейчас как укушу тебя.
– Я забросила нож на крышу его дома и перевела взгляд на изобилие распятий. – Может, снимешь эти идиотские штуки?
– Так ты боишься крестов? – спросил он, защитным жестом удерживая неоновое оранжевое уродство из пластмассы.