У истины в долгу
Шрифт:
– Откуда он звонил?
– Из больницы. Когда он вернулся домой, узнав твой адрес и телефон, то сразу захотел сделать сюрприз – неожиданно приехать к тебе. Уже завёл мотоцикл, но у него сильно закружилась голова, стало плохо… Мама, которая вышла на улицу проводить его, вызвала скорую и поехала вместе с ним. Вечером ему полегчало, а ночью его не стало…
Мань, ты помнишь тот день, когда я пришёл к тебе после ареста Изи? Ты сунула тогда мне в руки свой «Зенит» и сказала: «Он здесь…».
– Помню… Я очень испугалась, что у меня заберут всё, связанное с ним… Ко мне приезжали из милиции домой,
– Я тоже был очень расстроен… Плёнку проявил почти сразу, но только спустя, наверное, месяц, отпечатал снимки… Когда снова пришёл к вам, соседи сказали, что вы уехали…
– Не обижайся, Илюша. Ты не можешь себе представить, в каком состоянии я находилась… Уволилась с работы, плохо спала, не могла притронуться к еде… Я ведь ни с кем не попрощалась, не только с тобой. А с Этей мы случайно попали в один ульпан…
– Фотки эти мы привезли с собой. Когда Изя с мамой пришли к нам в гости, я отдал ему их. Несколько штук он подарил нам с женой, а одну стала рассматривать моя старшая дочь. Она подошла ко мне и спросила:
– Папа, кто это?..
Мне стало не по себе, я даже растерялся: Изя очень изменился в лице, сильно похудел, почти полностью полысел… Но он услышал вопрос дочери и, взяв у неё снимок, улыбаясь, что-то написал сзади.
Я завтра вышлю его тебе по почте, а сейчас буду прощаться, уже слишком поздно.
– Дай мне свой телефон, – попросила Маня, – и передай привет жене и детям. Надеюсь, мы увидимся?
– В следующие выходные я обязательно позвоню.
Уже через день, вечером, Маня достала из ящика стола конверт, который решила открыть после того, как её домашние лягут спать. С нетерпением надорвала его и, задевая пальцами края оттопырившихся углов, вытянула фотографию, поднеся её к настольной лампе. На неё смотрело счастливое, радостное лицо. Оно улыбалось ей, а в самом взгляде было столько нежности и любви, что от неожиданности она встала. Руки, задрожав, выронили снимок, упавший глянцевой поверхностью на стол. И сквозь навернувшиеся на глаза слёзы, Маня прочитала надпись, сделанную с обратной стороны: «Это я – Изька».
«А король – то голый…»
Светлой памяти Доры и Дюри Нойбауэр, Зелика Ротмана и многих других… посвящаю
По крутой, мощённой булыжником улице, поднимались машины. Они тужились и пыхтели, обдавая всё вокруг себя дымом. Но ни урчание двигателей, ни гарь, зависающая в воздухе, не могли скрыть красоту июльского утра. Его яркая синева уже стекала с крыш на мостовую, а лучи давно проснувшегося солнца заводили невообразимую карусель. Они гонялись за кошками и прищуривали лица прохожих. Один из них, соскочивший с зеркала проезжавшей легковушки, прыгнул в комнату рядом стоящего дома, а там так брызнул искрящимися осколками, что заставил вскочить игравших за столом детей. Вдогонку за ним ещё и незнакомый женский голос на улице громко произнёс:
– Мальчик этот будет лётчиком, а девочка – пулемётчицей.
Услыхав такое, Светка с Вадиком переглянулись и кинулись к окну. Кроме цветного подола платья, из которого выглядывали ноги, они ничего не увидели. Светка стала крутить головой, но Вадика, который жил там – это нисколько не удивило. В свои одиннадцать лет он привык воспринимать окружающий его мир через ноги. Ведь только их можно было увидеть через окно небольшой полуподвальной комнаты, в которой он жил с родителями. По утрам они шаркали, цокали, а то и скользили в зависимости от времени года. А после школы их тени падали на письменный стол, за которым он делал уроки.
Встав на стул, Вадик широко распахнул полуоткрытое окно, увидев улыбавшуюся женщину.
– Вот мы и познакомились, – присела она на корточки и провела вытянутой рукой по его голове. Зовут меня Вера Степановна, я буду вашей соседкой, жить рядом через стенку. А твоё имя я уже слышала…
Светка подтолкнула Вадика и вылезла вслед за ним на улицу. Они уселись на подоконнике, свесив ноги на тротуар, и с интересом разглядывали незнакомку. Чуть ниже была открыта дверь в её квартиру, куда зашла Вера Степановна, сделав им знак рукой подождать. Она вынесла стул и большой саквояж, а потом ширму, которой загородила тротуар. Спустя ещё минуту через неё перекинули ноги кукольные мальчик и девочка. Они сразу заговорили разными голосами, стали бегать и кричать, шутить, смеяться, читать стихи. А потом задавать вопросы, и… отвечал им уже целый хор сбежавшихся детей. Невольно зрители стали перекрывать и проезжую часть дороги, но когда машины рассерженно загудели, куклы закричали:
– Глянь, на улице затор! Переходим все во двор.
Через несколько минут представление продолжилось во дворе большого трёхэтажного дома. И тут каждый из ребят нашёл себе место. На траве расположились вечно сопливый Эдик и усыпанная веснушками его сестра, огненно-рыжая Голда; застыл на коленях, закинув руки за голову и, высунув от удивления язык, Феликс; стоял на стульчике маленький, подслеповатый Люсик… Время от времени они с восхищением и завистью поглядывали в сторону Вадика, который чувствовал себя именинником, потому что все уже знали: добрая фея и кудесница Вера Степановна – его новая соседка.
Вечером дети всего дома взахлёб делились своими впечатлениями о кукольном спектакле с родителями, но почему-то не все они были рады этому.
На следующий день Светка, спустившись со своего третьего этажа, рассказала Вадику, что её мама ходила в домоуправление что-то выяснить в отношении тёти Веры.
– Зачем, – вырвалось у него, – разве тебе не понравилось её выступление вчера?
– Очень даже понравилось, – ответила Света, – но мама сказала:
– А если эта тётя аферистка? Может повториться прошлогодняя история…
Подружка была старше Вадика на целый год и знала много непонятных ему слов. Увидев замешательство приятеля, она пояснила:
– Это, как обманщица, понимаешь? Почему она не дала нам билеты?
– Ну и что, – насупился Вадик, – нам уже их давали, помнишь?
– Помню, – посмотрела на него Светка.
Год тому назад, в самом начале летних каникул, они играли во дворе с ребятами. У забора стоял пустой, заброшенный сарай – самое подходящее место для «штаба». И все приступили к его обустройству. Каждый приносил туда из дома всё, что мог: стул, гвозди, проволоку, офицерскую планшетку, старый телефонный аппарат…