У кладезя бездны

Афанасьев Александр

Протолкавшись через вавилонское столпотворение примерно до середины улицы, Паломник заметил нужную ему вывеску. Она была слева, и на ней было написано: «Доронго. Колониальные ткани, оптом и в розницу. Низкие цены».

Пришел…

Остановив мулов, Паломник подошел к одному из окон первого этажа, расположенному высоко от земли, стукнул один раз. Он знал, что здесь находится контора хозяина…

Через несколько минут лязгнул засов, на улицу через ворота, похожие на гаражные и ведущие на склад вышел хозяин. Нетипично высокий для амхарца, с чистыми чертами лица и явно как минимум половиной европейской крови в жилах. Он был одет не в национальную одежду — а в джинсы и коричневую рубашку, наподобие армейской, которую он носил с расстегнутым воротом. В расстегнутом вороте проглядывала золотая цепь, подтверждая богатство и деловую хватку ее обладателя.

— Селам [12] — поприветствовал

он путника, бросив быстрый взгляд на груженых огромными мешками мулов

— Селам нех вей [13] — ответил Паломник на то же языке

— Де ха нех? [14]

— Де на, най [15]

Амхарский торговец еще раз посмотрел на Паломника, на мулов, которых он привел сюда — словно решая, стоит ли иметь с ними дело. Потом кивнул

12

Здравствуйте (амхари). Дословно — ты пришел.

13

Еще одна форма приветствия, означает вопрос: ты пришел с миром? В данном случае — ответное приветствие.

14

Как вы?

15

Хорошо, спасибо.

— Ин кван де на мета. [16]

Инфильтрация состоялась…

Итальянское Сомали

Могадишо, район Каараан

Капитан корабля Массимо Манфреди сильно ошибся в оценке молодого хлыща, сapitano di fregata Мануэле Кантарелла, одного из офицеров Дечима МАС. Как потом, оказалось — недооценили его и нескольких других офицеров не он один — но это его не извиняло.

Небольшой, грязно-бурый, покрытый тонким слоем пыли и грязи по самую крышу колониальный ФИАТ, [17] протолкавшись через суету улиц и удачно миновав стоящий на перекрестке бронетранспортер, подкатил к одной из лавок, расположенных в северной части города, там же, где и итальянский разведывательный центр. Лавка была обычно, совершенно не отличавшейся от десятков других таких же. Первый этаж четырехэтажного здания песочно-желтого цвета, когда-то роскошного, с большими и широкими закрытыми террасами перед каждой квартирой, с тарелками спутниковых антенн на крыше как остатками былой роскоши, с чашей фонтана во дворе, в который новые хозяева этого некогда прекрасного города мочились и испражнялись. Когда то давно — проезжую часть от тротуара и стоящих прямой линией домов ограждали роскошные каштаны и липы, теперь — деревья спилили, частично на дрова, частично — военные, чтобы простреливать улицу — и от роскошных зеленых великанов остались только пни. Не больше — осталось и от деревьев, в которых когда то утопали дворы этих домов, давая благословенную тень жителям этих домов. Они уже проиграли эту войну — и стоящий на перекрестке обвешанный противогранатными решетками бронетранспортер, настороженные солдаты, смотрящие в разные стороны с оружием наготове — ничего уже не изменят. Цивилизация ушла отсюда, уступив место дикости и варварству, вони, крови и эпидемическим болезням под завывание муллы с минаретов. Все, финиш. Баста. Финита ла трагедия.

16

Добро пожаловать.

17

ФИАТ 1500 (в нашем мире Ваз 2101), производился и в Российской Империи, на заводах в Москве и Самаре, вариант для плохих дорог. На заводах в Африке делали русский вариант. В РИ он больше давно не производился — а в Триполитании на Африку его делали до сих пор.

Человек, одетый как небогатые местные, работающий в пустыне — грубой работы, грязные джинсы, высокие армейские ботинки — берцы, брезентовая куртка нефтяника, арабский платок — шемах на лице — оставил свою машину у тротуара, прошел к нужной ему лавке, настороженно озираясь по сторонам. Нападения можно было ждать с любой стороны — особенно, если узнают. Что ж, на этот случай у него была Беретта-93, автоматический пистолет с длинным стволом и двадцатизарядным магазином, способный стрелять очередями, он был заткнут за пояс сзади-справа. Если и это не поможет — в карманах лежали осколочные гранаты и человек этот — был готов не раздумывая применить их, даже если это угрожало бы его собственной жизни. Странно — но даже так, на первый взгляд на улице он не казался итальянцем. Скорее русским… да, русским. Итальянцы даже сейчас, в изуродованном гражданской войной городе не могли отказаться от своей разболтанности, необязательности и неистребимого пристрастия к la dolce vita — сладкой, вкусной жизни. Что говорить — если он заметил, как стоящий у БТР солдаты передают друг другу небольшую, оплетенную соломой бутылку с молодым вином… и это на дежурстве, когда в любой момент на крыше может появиться гранатометчик хабр-гадир, или того хуже — Союза исламского освобождения. А вот этот человек был похож на русского… упругая, целеустремленная походка, настороженный взгляд из-под завесы шемаха, постоянная готовность к действиям. Он был как лучшие из русских поселенцев, которые гнутся, но их почти невозможно сломать… те самые упрямые как ослы ублюдки, которые покорили Восток с двадцатизарядными Маузерами в руках… ублюдки, не ценящие ни свою ни чужую жизнь и смело бросающие вызов самому Богу, как бы он не назывался… судьба могла их бить и бить, но им было на это плевать, они не сворачивали с пути до тех пор, пока не умирали. Впрочем, он и на самом деле был русским… наполовину, по матери. Его отец привез жену из России… точно так же, как это сделал князь Джунио Валерио Боргезе, легендарный Черный князь, [18] много лет возглавлявший Дечима МАС и сделавший ее тем, чем она была сейчас. Глобальной угрозой.

18

Это правда. Князь Боргезе в нашем мире был женат на русской.

Человек постучал по обитой железом двери — еще десять лет назад многие не запирали двери вообще, сейчас здесь никто не жил без железной двери и стальных решеток на окнах — постучал не пальцем, а своим перстнем, единственным украшением, которое он носил. Условный стук — один — два — один. Дверь открылась — и на гостя уставился своим дулом пистолет-пулемет Беретта-12, находившийся в сильных, тренированных руках.

Белых руках.

— Во имя Господа нашего — негромко сказал гость

— Да святится имя Его — подтвердил привратник, опуская автомат — добро пожаловать, брат…

Через небольшой торговый зал, все предметы в котором были покрыты тонким слоем пыли — человек прошел в то, что раньше было подсобкой, местом для хранения товаров. Теперь оно было чем-то другим — несколько компьютерных терминалов, помогающих получать и обрабатывать сигналы, станция дальней связи, выходящая на антенны на крыше — никто и не подозревал, что антенны эти отремонтированы и работают на полном ходу. За аппаратурой — сидело несколько сосредоточенных молодых людей, работал кондиционер.

Навстречу гостю — вышел небольшого роста, сухощавый, с лучащимися добротой глазами человек лет пятидесяти. Чем-то он был похож на еще одного… такого же, который в свое время нашел убежище от мирской жизни в небольшой деревушке на Сицилии — Монтемаджиоре Белсито. Для всех, для всего мира, в том числе и для него самого — было бы лучше, если бы он там и оставался — но увы. История пошла по совсем другому пути — и они были еще далеко не в точке назначения.

— Да пребудет с тобой Господь, Мануэле — сказал человек

— Да пребудет Господь со всеми нами, падре… — ответил командир боевых пловцов

— Ты узнал то, ради чего приехал сюда, сын мой?

— Да, падре. Разведка вышла на прямой контакт с генералом. Они хотят уничтожить его и послали человека, только одного человека — капитан фрегата запнулся и добавил — моего человека, падре.

Руки падре, сухие и темные, перебирали светящиеся желтизной костяшки четок

— Это плохо, сын мой. Очень плохо. Генерал должен оставаться в живых, он пришел к Нам, он пришел к Господу — а Господь прощает покаявшихся…

— Это уже не остановить.

— Все можно остановить, сын мой. Все в воле Его и само дыхание наше — в Его руке. Все в воле его.

Капитан фрегата понял, о чем идет речь. Он не был подлым или злым человеком, и ему не нравилась идея сдавать своего человека. Но выхода не было.

— Но там мой человек!

— Господь наш страдал и умер на кресте за чужие грехи. За наши с тобой грехи, сын мой, те, которые мы уже совершили, и, наверное, те, которые еще предстоит нам совершить. Можем ли мы отринуть эту жертву?

Абиссиния, город Доло Одо

Сомалийско-абиссинская граница

Стекла были пыльными и пропускали мало света, даже днем в комнате царил полумрак. Усугубляло дело типично арабская решетка на балконе, но не металлическая — а искусно сделанная из того же материала, из которого построен дом. Раньше — она заменяла людям стекло, теперь же — дополняла его. Без стекол здесь было нельзя жить — слишком много пыли идет с гор.

— Когда это снято? — Паломник внимательно рассматривал фотографии. На ней было несколько машин Daimler-Benz G, пробивающихся через сутолоку улиц приграничного города Доло Одо. Вот они поворачивают. Вот они въезжают куда-то, за массивный забор какой-то виллы, ворота приметные — красного цвета.