У меня к вам несколько вопросов
Шрифт:
За полчаса вполне можно дойти — эти слова я не раз читала в интернете, когда люди задавались вопросом, мог ли кто-то уйти с вечеринки, убить Талию и вернуться, — но по снегу и льду получалось дольше, как и по грязи. Я могу с уверенностью сказать вам, что мы не смогли бы дойти до матрасов и обратно за один урок. Матрасы были, как все мы теперь знаем, на расстоянии 1,4 мили [27] как от театра, так и от спортзала. Немного дальше, чем от фотолаборатории в Куинси, откуда начинали путь мы с Джеффом.
27
1,4
Я снова повернулась к Бритт, вещавшей своему хору.
— Плюс, — говорила она, — единственное свидетельство того, что Омар хотя бы разговаривал с ней, это школьные сплетни. Нескольким подругам она говорила, что у нее неприятности с каким-то чуваком постарше. И вот ее подруги ищут кого-то старшего и ушлого и останавливаются на черном парне.
— Все было не совсем так, — сказала я.
В классе загомонили, но я уже не различала слов. Все мое внимание захватило слово ушлый, наложившееся на что-то далекое.
А потом — интересно, действительно ли я сидела там с отвисшей челюстью или мне удалось сохранить невозмутимое выражение лица, — полушария моего мозга словно сошлись вместе после многолетнего расхождения.
Тот раз, когда вы двое остались в театре и пропустили шоу светлячков. Те дни, когда я бесконечно ждала у вашей двери, пока вы сверхурочно консультировали Талию. Ваши приглушенные голоса, голос Талии, разносящийся по комнате, долгие паузы. Я видела, как она краснела, на третьем курсе, когда говорила о вас. Видела, как вы сидели слишком близко. Видела, как она задерживалась после репетиции «Причуд».
Мы ведь обсуждали это: я, Фрэн, Карлотта и Джефф. Мы шутили, что она одержима вами, шутили, что вы спали с ней. Было ли это шуткой? Или чем-то таким, во что мы верили просто по приколу. Так же, как мы верили в местных призраков.
А что, если…
Вы даже не казались особенно шокированным ее смертью, во всяком случае не больше остальных учителей. Вы снова и снова спрашивали меня на практике, в порядке ли я, говорили о том, как шокированы ваши дети, у которых Талия была сиделкой. К тому времени я, должно быть, оставила всякие мысли о том, что тут что-то нечисто.
Тогда, в 95-м, я сперва узнала, что ходили слухи по поводу Омара, затем, что он признал вину, затем — уже после окончания учебы, — что он осужден, и только затем, что в числе свидетельств против него было предполагаемое высказывание Талии о каком-то парне постарше.
Воздух в классной комнате сгустился: у Талии были неприятности с каким-то парнем постарше.
Не в смысле, что вы могли ударить ее; я думала не об этом. У вас были такие тонкие руки. Вы боялись пчел. Я не могла представить, чтобы вы пробили кому-то голову. Я напомнила себе о тесте ДНК, указывавшем на Омара. К тому же у вас было алиби: вы допоздна оставались в театре, проверяя, упакованы ли инструменты и ноты, закатывали литавры обратно в чулан. Это я была вашим алиби, господи боже. Я сказала полиции, как мы болтали о «Храбром сердце». А потом вы пошли домой, к жене и детям.
Но все же: как парадоксально, что именно эта информация, эти слухи о Талии и о ком-то постарше изначально заставили
Это обрушилось на меня с высоты двадцати трех лет. Парень постарше — это вы.
Если у Талии были неприятности с кем-то постарше, то этот кто-то — вы.
17
Вот о чем я думала, поднимаясь по склону холма против ветра к моему гостевому дому, пропустив обед: Класс оперы, Нью-Йорк и фонтан Бетесда.
На вашем оперном семинаре, осенью четвертого курса, нас было всего шестеро: трое втискивались на ваш диван и еще трое подтягивали мягкие оркестровые стулья. Там были я, Талия с ее Робби, Бет Доэрти, Кван Ли (который взял и стал настоящим оперным певцом) и друг Робби, Келлан ТенЙик, тот, что через двадцать лет допился до дна озера. Трудно оглядываться на то время и видеть нас обычными подростками, безотносительно того, что с нами стало в дальнейшем, — трудно не замечать таких облачков над нашими головами с надписями: «Убитая девушка», «Оперный певец!» и «Грустный алкаш».
Интересно, не для того ли вам позволили включить этот курс в расписание факультативов, чтобы он навечно остался в перечне курсов, иногда предлагаемых в Грэнби. «Вот это да! — восклицали с тех пор каждый год мамаши скучающих восьмиклассниц, листая брошюру перед офисом приемной комиссии. — История оперы! Прямо как в колледже!»
Робби Серено был там только из-за Талии, а Келлан — только из-за Робби. Звездный лыжник Робби имел все мыслимые привилегии. И он был фанфароном: как он носил шорты даже на снегу, ходил с лохматыми волосами, заявлялся на уроки с опозданием, жуя жвачку, и ни один учитель не выгонял его.
Став парнем Талии, он определенно упрочил свой статус. Я не училась с Робби после английского в девятом классе и была несколько удивлена его проницательностью. Он сидел, уставившись на дырку в своих хаки, как будто витая в своих мыслях, а потом выдавал что-то вроде: «Бетховен был Майлзом Дэвисом своего времени. Типа, постоянные реновации». Возможно, Робби не был без ума от оперы, но в музыке, по крайней мере, разбирался, точнее в том, что считал достаточно клевым; в такой же манере он рассуждал о лазерных боях или чемпионате мира по футболу. Он сидел, положив руку на спинку стула Талии, чтобы ее не унесло на волнах музыки.
Я вечно буду помнить оперы, которые мы увидели в тот октябрь в Метрополитен-опера. Три оперы за три дня, за счет остальных занятий. Le Nozze di Figaro, [28] La Boheme, Tosca. Этим я обязана вам: девчонка из южной Индианы смогла увидеть три оперы в Метрополитене. Это меня выжало, но перепрошило мозг.
Талия встречалась с Робби, а Бет сохла по Келлану, и все четверо дружили между собой, поэтому я и Кван оставались не у дел. Культурной программы у нас не было — с самого утра и до встречи за ужином мы могли заниматься чем хотели. Ни Кван, ни я не осмелились предложить друг другу осмотреть город вместе, так что день за днем я выходила на улицу одна и проверяла, как далеко смогу отойти от отеля, подсчитывая в уме, сколько калорий сжигаю за каждый квартал.
28
Женитьба Фигаро (итал.).