У нас всегда будет Париж
Шрифт:
Вдруг женщина резко вскочила с места, словно ее подбросила неодолимая сила. Она стала озираться в поисках выхода — и не видела двери.
— Куда вы?
— Я… — выдавила она.
— Вы же только что пришли!
— И очень глупо сделала! — вскричала она. — Мне так неловко. Взвалила такой груз и на ваши плечи, и на свои. Нужно скорей уходить, пока я не свихнулась от этого абсурда…
— Не уходите, — сказал молодой человек.
Повинуясь его тону, она уже собиралась
— Вы еще кофе не допили.
Стоя у кресла, она трясущимися руками взяла со столика чашку с блюдцем. Тихое дребезжание фарфора было единственным звуком, под который она, охваченная какой-то неутолимой жаждой, залпом проглотила свой кофе. Вернув пустую чашку на стол, она выговорила:
— Мне и самом деле надо идти. Чувствую себя неважно, слабость. Чего доброго, упаду где-нибудь. Мне так неловко, что я сюда заявилась. Храни тебя Господь, мальчик мой, долгих тебе лет жизни.
Она направилась к выходу, но он преградил ей путь.
— Сделайте то, зачем пришли, — сказал он.
— Что-что?
— Вы сами знаете. Прекрасно знаете. Я не возражаю. Давайте.
— Мне…
— Давайте, — мягко повторил он и закрыл глаза, вытянув руки по швам.
Вглядевшись в чужое лицо, она перевела глаза туда, где под рубашкой угадывался нежнейший трепет.
— Ну, — негромко поторопил он.
Она почти сдвинулась с места.
— Ну же, — выговорил он в последний раз.
Она сделала шаг вперед. Повернула голову набок и стала медленно-медленно наклоняться, пока не коснулась правым ухом его груди.
Ей хотелось закричать, но она сдержалась. Хотелось сказать что-нибудь восторженное, но она сдержалась. С закрытыми глазами она просто слушала. У нее шевелились губы — видимо, с них раз за разом слетало какое-то слово, а может, имя, почти в такт биению, которое она слышала под рубашкой, в груди, под ребрами этого терпеливого парня.
Там стучало сердце.
Она слушала.
Сердце стучало ровно, без перебоев.
Она слушала очень долго. Больше она не сдерживала дыхание, и щеки у нее порозовели.
Она слушала.
Сердце билось.
Наконец, подняв голову, она напоследок вгляделась в лицо этого незнакомого парня и быстро коснулась губами его щеки, развернулась и скользнула к дверям, даже не поблагодарив — но благодарности и не требовалось. С порога она не оглянулась — просто открыла замок и вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Парень медлил. Его правая рука скользнула по рубашке и нащупала то, что было спрятано в груди. Веки так и не разомкнулись, на лице не появилось никакого выражения.
Он повернулся, не глядя сел в кресло и на ощупь взял чашку, чтобы допить кофе.
Ровный пульс, великий трепет жизни побежал по его руке, добрался до чашки, и теперь она пульсировала в том же нескончаемом, непрерывном ритме, пока он подносил ее к губам и делал глотки, будто смакуя снадобье, доставшееся ему в дар, которое не иссякнет еще так долго, что ни угадать, ни предсказать невозможно. Он осушил чашку.
И лишь открыв глаза, понял, что в комнате никого нет.
Гольф по ночам
Было уже поздновато, но все же он не терял надежды в последних лучах солнца по-быстрому пройти девять лунок.
Однако сумерки сгустились очень быстро — он даже не успел доехать до гольф-клуба. Это высокий туман, приплывший со стороны океана, заслонял дневной свет.
Впору было развернуться и поехать в обратную сторону, но что-то привлекло его внимание.
Вглядевшись в далекие луга, он заметил, что в этой полутьме человек пять-шесть все еще играют в гольф.
Играли не двое на двое, а в одиночку — каждый, передвигаясь под деревьями без партнера, тащил свои клюшки через лужайку.
Странно, подумал он. И вместо того чтобы повернуть назад, въехал на стоянку позади клуба и вышел из машины.
Почему-то он застыл на месте и принялся издалека наблюдать, как гольфисты замахиваются клюшками, посылая мячи в сумеречную дымку.
Игроки-одиночки, бродившие по фервею, вызвали у него неподдельное любопытство; было в этой картине что-то смутно тревожное.
Почти не раздумывая, он подхватил спортивную сумку и понес клюшки к первой лунке, где застыли трое немолодых людей, которые будто бы дожидались его появления.
Старичье, подумал он. Ну не то чтобы совсем дряхлые, но ему-то было всего тридцать, а тех уже припорошила седина.
Когда он приблизился, они разглядели его загорелое лицо и встретили проницательный, ясный взгляд.
Один из пожилых гольфистов поздоровался.
— А что здесь происходит? — спросил молодой человек — и тут же отметил нелепость этого вопроса.
Его взгляд скользнул вдаль по площадкам, где двигались едва различимые одинокие фигуры.
— Я просто не понял, — оправдываясь, парень кивнул в сторону фервея, — вроде бы они только начали. Но минут через десять мяча будет не разглядеть.
— Кто-кто, а они разглядят, — вступил в разговор другой. — Мы и сами только что приехали. Чем позже — тем лучше: никто не мешает, можно поразмыслить о том о сем. Начнем вместе, потом разделимся.
— Это же исхитриться надо! — сказал молодой.