У пана лесничего на шляпе кисточка
Шрифт:
— Какие машины?
— Военные, немецкие.
— А нам нельзя туда?
— Никак нельзя.
— А с Геленкой что?
— С какой Геленкой?
— С лесниковой дочкой.
— Она-то уж давно в деревне.
Что ж, хочешь не хочешь, а мальчикам придется поворачивать. Дядя Вертик раскурил трубку и снова завздыхал.
— Да, такие дела. Лесничий недолго у нас полесничил.
— А он что, уже больше не будет лесничим?
— Лесничим-то он останется, да какой же это лесничий, коли должен жить в деревне! Да, плохо дело, скажу я вам.
— Что плохо?
— Все.
Дядя
ТАБЕЛЬ
Йожко завтракал, когда Душан свистнул под окном. С некоторых пор Душан свистел ему каждый день, и каждый день Йожко выскакивал на улицу. Тут они во весь дух мчались к школе — поглядеть, не начались ли занятия.
— Знаешь, какая новость? — выпалил Душан.
— Не-е, не знаю.
— В школу солдаты приехали.
— Ты что!
— Честное слово.
И мальчики бросились бежать.
Они промчались мимо статуи святого Флориана и в два счета очутились в верхнем конце деревни. Идти по улочке было страшно: а вдруг их заметят и задержат? Поэтому мальчики обошли каменную оградку и пустились напрямки через школьный сад.
В саду цвели яблони. Близ пчельника, где не так-то давно дядюшка Глознек похоронил воробья, мальчики остановились. Сад всегда содержался в чистоте и порядке, а теперь повсюду, куда ни кинь взгляд, валялись листы бумаги. Йожко с Душаном поднимали один лист за другим и тотчас их узнавали. По большей части это были рисунки. Раньше одни хранились в директорской, другие висели в классах или в коридоре.
— Гляди! — сказал Душан и нагнулся к какой-то бумажке.
— Что это?
— Табель!
Йожко подбежал к нему.
— А чей? — спросил он.
— Не знаю, — ответил Душан.
Мальчики склонились над табелем и стали читать по складам. Давалось им это с трудом, они ведь были еще первоклассниками. Долго трудились они, пока наконец разобрали, что табель принадлежал Виктору Пешко. После зимних каникул Виктор Пешко, как и остальные ребята, отдал его учительнице. А теперь табель выбросили вместе с рисунками и школьными тетрадями.
— Взять его? — спросил Душан.
— Возьми, — ответил Йожко.
И вдруг мальчики застыли как вкопанные. Оба глядели на школьное здание, и ни один не мог и слова вымолвить. Из окна класса, в котором они еще недавно учились, торчала гнедая голова лошади.
ЯИЧКО КУРОЧКИ-НЕВЕЛИЧКИ
ВЕРОНКА С АГАТКОЙ
И папа ею очень гордился. Иногда болели у него глаза, и он, бывало, возьмет да пожалуется. И конечно, нередко лишь затем, чтобы дочек похвалить.
— Ох уж глаза мои, глаза! Право, не знаю, что и делать с ними! На работе все в бумаги смотрю. А потом еще домой работу прихватываю. Вот потому и глаза у меня такие усталые, газету и ту не могу почитать. Но унывать мне нечего! У меня ведь две доченьки. Веронка вот-вот читать научится, будет мне газету и книжки читать. Я тогда про все первый узнаю.
— Папуленька, я тоже тебе буду читать! — тут же выскакивала Агатка, так как во всем хотела сравняться со старшей сестрой. А то и обскакать ее. — Если хочешь, я тебе уже сейчас чего-нибудь почитаю.
И мигом в руках у нее газета. А Веронка р-раз газету.
— Ничего ты не будешь читать! Еще нос не дорос! Одни большие буквы знаешь.
Но с Агаткой не просто сладить.
— Вот большие буквы и буду читать. Папка, скажи Веронке, что ты хочешь, чтобы я читала тебе большие буквы.
— Кому твои большие буквы нужны! — сердилась на нее Веронка. — Все равно знаешь только четыре. И лучше всего «З» да «О». Вечно их повторяешь.
— Вот и выходит «Зоо». Потому что я больше всего зверюшек люблю. И книжки про зверюшек. И умею изображать обезьянку. Потому что я люблю всех зверюшек. Других тоже могу изобразить. — Агатка скорчила рожу. — Вот я и буду все повторять, как обезьянка. Которую мы видели в зоологическом. Она тоже все повторяла.
И вот так почти всегда. И почти во всем. И когда сестры играли, и когда рисовали. И еще когда пели. Стоило Веронке запеть, как тут же вступала Агатка или же начинала что-то свое напевать.
Веронка ну сердиться:
— Ты чего меня сбиваешь, Агатка?
— Я тебя сбиваю? Это ты, Веронка, меня сбиваешь. Почему ты всегда на меня злишься и почему всегда меня учишь?
А случалось и так: какая-нибудь знакомая тетя просила Веронку прочитать стишок. Но Веронка была немножко стеснительной, а то, может, просто не могла решить сразу, какой стишок выбрать. И пока она раздумывала, Агатка опережала ее.
Конечно, Веронка знала больше песен и стишков. Да и что удивительного, она ж была старше! Но Агатке все равно всегда и во всем хотелось быть первой. Всякий раз, когда Веронка начинала декламировать, Агатка тотчас выскакивала. А прочтет все, что знает, и поймет, что за Веронкой ей все равно не угнаться, сразу принимается по второму разу все повторять.
Иногда приходилось ее и одергивать.
— Агатка, ты ведь нам это уже читала!
— А это потому, тетя, — бурчала Веронка, — что когда она уже ничего больше не знает, она всегда начинает чего-нибудь повторять. Она только повторялки знает. Всегда читает одни повторялки.