У подножия старого замка
Шрифт:
«Здравствуй, дорогая моя девочка!
Я наконец-то дома. Где был и что пережил за все эти годы, расскажу при встрече. Как вы жили, узнал от Юзефа и сестры Марты. Спасибо, моя мужественная девочка, что сберегла младших. Не держи обиды на нашу бедную мать. Она любила вас. Как горько, что она не дожила до теперешних дней, не увидит вас счастливыми…
Дома все хорошо. Тетя Марта живет с нами. Ядя и Халина здоровы, учатся. Юзеф тоже здоров, работает по-прежнему в Варшаве и учится на инженера-строителя. Я тоже с месяц жил в Варшаве, разбирал развалины в Аллеях Иерусалимских,
Сразу же после возвращения из неволи избрали меня председателем Гралевского райсовета. Свободного времени нет совсем. Стараюсь оправдать доверие наших гралевчан, но сил у меня порой маловато, отняли-таки лагеря, да и нужного опыта в руководящей работе нет. Но есть помощники, молодые, головастые, вроде Регины Граевской. Часто хожу на могилы матери, Лели, ношу цветы. Леле я обязан твоей жизнью, Иренко, и считаю ее своей дочерью.
Кохана моя Иренко! Мне так хочется тебя увидеть. Признаться, я не думал, что мы будем жить далеко друг от друга, что ты полюбишь русского и уедешь в его страну. Недавно познакомился с твоим мужем, дочка. Он приезжал к нам в Гралево на два дня. Должен тебе сказать, что лучшего парня, чем твой Андрей, я, пожалуй, не встречал. Принципиальный, честный, волевой…
Наше Гралево строится, растет и хорошеет со дня на день. Скажу тебе по секрету, что по вечерам, придя из магистрата, снимаю костюм, натягиваю рабочий комбинезон и становлюсь на два-три часа каменщиком. Я, Граевский и еще несколько наших старых рабочих решили восстановить ту восьмигранную северную башню замка, которая была разрушена. Побелим, покрасим залы и сделаем в замке мазурский музей.
Привет тебе от Юзефа, сестер, Марты и Граевских. От нас всех — родителям Андрея. Крепко тебя целую и обнимаю. Твой отец».
Ирена перечитывала письмо по нескольку раз в день, смеялась и плакала от радости. «Тато дома! Вернулся! Тато жив!»
Приезд Андрея откладывался до марта следующего года. В письмах он умолял беречь себя и будущего сына. (Андрей был уверен, что у них родится сын). Он тоже упомянул о встрече с паном Ольшинским: «У тебя хороший, умный и деятельный отец. Теперь понятно, в кого ты у меня такая энергичная…»
В феврале Ирена родила сына. Дни теперь побежали быстрее. По вечерам, сидя у постели спящего сына, Ирена слушала вьюгу за окном и невольно вспоминала свое далекое Гралево. Ирена так живо представляла себе свой город, замок, что ей порой казалось: выгляни она на улицу сквозь оттаявший кружочек на стекле, и она увидит напротив темную громаду замка и занесенную снегом улицу Святой Катерины.
Андрей приехал в один из солнечных апрельских дней. Приехал без предупреждения. Ирена кормила Сашу, когда раздался громкий стук в калитку. Так не стучал никто из домашних. Положив уснувшего ребенка, Ирена глянула в окно и увидела край офицерского погона на зеленой польской шинели… Натыкаясь на мебель, она выбежала в сени, крича на весь дом зазвеневшим от радости голосом:
— Мама! Бабушка! Андрей приехал!
Через секунду Андрей уже обнимал Ирену, родных.
— А где же мой сын? Покажите мне его!
Андрей долго любовался спящим сыном, а потом, весь сияя, самодовольно заявил:
— Сразу видно — Иванов! Орел парень, весь в меня!
— Ты научился хвастаться, Андрей, — укоризненно сказала Ирена.
— А ты — здорово говорить по-русски! Вот разве только акцент… Можно подумать, пани Иванова, что вы из западных районов Советского Союза, допустим, из-под Львова…
Ирена и Андрей расхохотались.
Спустя годы
Шли годы. Уходило, но не забывалось прошлое.
Семь лет пролетели для Ирены словно один год. Она закончила десятилетку, поступила в педагогический институт, закончила его заочно и стала работать учительницей немецкого языка в средней школе. У Андрея с Иреной двое детей — Саша и четырехлетняя Леокадия. Дочь они назвали в память погибшей Лели.
Отец, Юзеф и сестренки писали Ирене часто. Дедушка в каждом письме звал их всех к себе. И Ирена не выдержала. Однажды, впервые за все годы, она сказала мужу:
— Андрей, уже девять лет, как я не видела родных. А отца — целых пятнадцать. Я стала забывать их лица, стала забывать свое Гралево. Мы должны поехать туда с тобою, с детьми. Мне так хочется показать им мою родину, познакомить с дедушкой. Потом мне хочется посидеть с вами над нашей Дзялдувкой, послушать, о чем теперь шепчутся старые липы и каштаны у костела и замка… Для полного счастья мне необходимо время от времени дышать воздухом своей родины.
— Понимаю, родная! Обещаю тебе, что следующий отпуск мы проведем в Гралеве, — ответил Андрей.
Летом 1956 года они, наконец, поехали в Польшу. Когда граница осталась позади, Ирена уже не отходила от вагонного окна. Поезд шел по родной земле.
В Варшаве их встретил Юзеф с женой и дочкой. Он возмужал, раздался в плечах, отчего казался выше и еще больше походил на отца. Как ни хотелось Ирене попасть скорее в Гралево, Юзеф уговорил ее пожить два дня у них. Ему не терпелось показать сестре и Андрею, как изменилась за эти годы Варшава.
— Это мы, Ирка, пробивали здесь первые тропинки, которые потом становились улицами, — говорил горделиво Юзеф. — Мы построили первый мост через Вислу, заложили фундамент под первый новый дом, видели, как пошел первый трамвай, как зажегся первый электрический фонарь на наших варшавских улицах. И вот теперь гляди!
И Ирена увидела вторично родившийся город — старый со своими семисотлетними традициями и новый. Здесь, в этом старом и вместе с тем очень молодом городе над голубой Вислой снова кипела бурная жизнь.
Они проехали по только что проложенной широкой главной магистрали. Кругом, куда ни посмотришь, поднимались леса новостроек. Память о погибших во время войны живет в Варшаве в бронзе и мраморе памятников, в граните мемориальных досок, укрепленных на стенах восстановленных домов. И всюду у подножия памятников живые цветы.