У последней границы
Шрифт:
Итак, она потому нравилась Алану, что в ней не было, в общем, ничего, что могло бы ему не нравиться.
Он не спрашивал себя, конечно, что думает девушка о нем, — о его спокойном, строгом лице, холодном равнодушии ко всему, гибкости индейца и седой пряди в густых светлых волосах. Это его мало занимало.
Пожалуй, что этой ночью ни одна женщина в мире не интересовала его, разве только с точки зрения случайного наблюдателя жизни. Другие, более важные, мысли держали его в своей власти и вызывали в нем трепет с той самой минуты, как он сел в Сиэтле на новый пароход «Ном»и почувствовал под ногами дрожь машин. Он ехал домой. А «дом»
— Никогда я не поеду больше на целую зиму, разве только мне приставят револьвер ко лбу, — говорил он капитану Райфлу через несколько минут после того, как Мэри Стэндиш ушла с палубы. — Зима в стране эскимосов достаточно длинна, но зима в Сиэтле, Миннеаполисе, Чикаго и Нью-Йорке гораздо длиннее — для меня, во всяком случае.
— Насколько я понимаю, вас задержали в Вашингтоне на конференции по вопросам путей сообщения?
— Да, вместе с Карлом Ломеном из Нома. Но Ломен — настоящий мужчина! У него сорок тысяч оленей на полуострове Сюард, и им пришлось выслушать его. Мы, возможно, добьемся своего.
— Возможно, — в голосе капитана Райфла звучало сомнение. — Аляска ждет уже десять лет коренного переустройства. Я сомневаюсь, достигнете ли вы чего-нибудь. Когда политиканы из Айовы и Южного Техаса диктуют нам, что можно и что нужно нам за пятьдесят восьмой параллелью, так что толку в этом? Аляска может «прикрыть свою лавочку»!
— Нет, она этого не сделает! — сказал Алан Холт, и его лицо, освещенное луной, приняло суровое выражение. — Они и так уже постарались, и много наших домов опустело. В девятьсот десятом году нас было тридцать шесть тысяч белых на территории Аляски; с того времени вашингтонские политиканы заставили бежать девять тысяч — четверть населения. Но оставшиеся хорошо закалены. Мы не сдадимся, капитан. Многие из нас — уроженцы Аляски, и мы не боимся борьбы.
— Вы хотите сказать…
— Что мы добьемся удовлетворения наших справедливых требований в течение ближайших пяти лет. И в каждый из последующих пяти лет мы будем ежегодно отправлять в Штаты по миллиону оленьих туш. А через двадцать лет будем отправлять по пяти миллионов. Приятная перспектива для мясных королей, а? Но зато это на пользу, кажется мне, тем ста миллионам американцев, которые собираются превратить свои пастбища в поля, изрезанные оросительными каналами.
Рука Алана судорожно сжимала перила.
— Пока я сам не побывал в Штатах этой зимой, я не думал, что дело так плохо, — сказал он, и железная нотка прозвучала в его голосе. — Ломен — дипломат, а я — нет. Меня тянет в бой, когда я вижу подобные вещи, хочется пустить оружие в ход. Оттого что нам удалось натолкнуться здесь на золото, они считают Аляску лимоном, который нужно выжать как можно скорей, а потом, когда нечего будет сосать, выбросить невыгодную кожуру. Вот вам этот новейший американизм с его погоней за долларами!
— А вы разве не американец, мистер Холт?
Так тихо и близко прозвучал этот вопрос, что мужчины вздрогнули. Оба обернулись в изумлении. Рядом с ними стояла Мэри Стэндиш. Ее прекрасное спокойное лицо было залито лунным светом.
— Вы меня спрашиваете, madame? — отозвался
Губы девушки были приоткрыты. Ее светлые глаза ярко блестели.
— Пожалуйста, простите, что я подслушала. Я не могла удержаться. Я — американка и люблю Америку. Мне кажется, я люблю ее больше всего на свете. Да, Америку, мистер Холт. А это далеко не то же, что американцев. Меня радует сознание, что мои предки прибыли в Америку на «Майском цветке» 1 . Меня зовут Стэндиш. И я хотела напомнить вам, что Аляска — тоже Америка.
1
Название корабля, на котором прибыли в Северную Америку первые английские эмигранты, положившие начало Соединенным Штатам.
Алан Холт был несколько изумлен. Лицо девушки перестало быть благодушно-спокойным, ее глаза загорелись. Он чувствовал сдерживаемую дрожь в ее голосе и знал, что днем он мог бы увидеть на ее щеках яркий румянец. Алан улыбнулся, и в этой улыбке он не совсем скрыл легкую насмешку, мелькнувшую в его мозгу, под влиянием этой мысли.
— А что вы знаете об Аляске, мисс Стэндиш?
— Ничего, и все-таки я ее люблю. — Она указала на горы. — Как бы я хотела родиться среди них! Вы — счастливый. Вы должны были бы любить Америку.
— Вы хотите сказать Аляску?
— Нет, Америку! — В ее глазах блеснул вызов. Она не оправдывалась. Она открыто выражала свои мысли.
Ироническая улыбка исчезла с губ Алана. Слегка рассмеявшись, он снова поклонился.
— Если я имею честь говорить с представительницей рода капитана Майлса Стэндиша, который прибыл на «Майском цветке», то я достоин порицания, — произнес он. — Вы имеете право судить об Америке, если я не ошибся в вашем происхождении.
— Вы не ошиблись, — ответила мисс Стэндиш, гордо вскинув голову. — Впрочем, я лишь недавно поняла значение и ответственность, связанную с этим. Еще раз прошу простить меня за то, что прервала вас. Это вышло совершенно случайно.
И, не дожидаясь ответа, она быстро улыбнулась обоим мужчинам и спустилась с палубы.
Музыка прекратилась. Жизнь в каюте затихла.
— Изумительная молодая особа, — сказал Алан. — Я думаю, что дух капитана Майлса Стэндиша мог бы гордиться ею. Осколок старой скалы, так сказать.
У Алана была своеобразная манера подтрунивать над людьми одной лишь интонацией произносимых слов. Это было свойством его голоса, обращавшим на себя внимание. По временам, когда Алан бывал иронически настроен, он мог больно уязвить своим тоном, вовсе того не желая.
Через минуту Мэри Стэндиш была забыта, и он спрашивал капитана о том, что все время занимало его.
— Пароходу приходится идти довольно извилистым путем, не правда ли?
— Да, это так, — согласился капитан Райфл. — Но впредь он будет делать рейсы прямиком от Сиэтла до Нома. А на сей раз мы идем внутренним путем до Джуно и Скагвэя, и затем пройдем Алеутским проливом мимо Кордовы и Сюарда. Это каприз директора Компании, который они не сочли нужным мне объяснить. Возможно, что к этому делу причастны канадские гуляки на нашем судне. Мы их высадим в Скагвэе, откуда они направятся на Юкон через проход Белого Коня. Теперь это стало приятной прогулкой для неженок, Холт. Но я помню…