У Пресноводья дуб зеленый…
Шрифт:
– Дом-домовой, пойдем со мной, веди и домовиху-госпожу, как умею, награжу!
Газета, плоско лежавшая на полу, зашевелилась, из-под нее выставилась изможденная мордочка.
– Кто зовет-то? – прошелестел старческий голосок.
– Крещеная душа зовет, – строго представилась Вера Федоровна. – Собирайся, дедушка, ты теперь МОИМ домовым будешь.
Антип только крякнул – как же эти бабы даже в самых скверных обстоятельствах норовят обзавестись СВОИМ хозяйством…
– Вот это правильно… – Дементий,
– Полезай, что ли? – опустившись на корточки, Вера Федоровна поставила перед ним горшок.
– Да ты, глупая баба, с ума, что ли, сбрела? – напустился на нее вмиг утративший предсмертную кротость Дементий. – Ты меня уморить решила?
– Так положено же!..
– Обряд такой – с угольями звать! А ты сдуру решила, что я в горшок полезу?!
И он, влача за собой газету, гордо вышел из квартиры первым, а Антип с Верой Федоровной, почему-то на цыпочках, за ним.
– Ну, скандалист… – пробормотал Антип.
– Строгий, – одобрила Вера Федоровна. – Такой за порядком ух как смотреть будет.
– С таким не пропадете, соседи, – подвел итог Ягка.
Эпилог
Ранним-ранним утром из тумана вышла странная процессия. По пояс в воде шли по уши заляпанные грязью Антип, Коська, Уклейка, Янка, поперек груди у всех были брезентовые лямки. За ними плыли гуськом два плота, а на плотах громоздилось вроде как по небольшому стожку. Однако если приподнять сухие ветки и прелое сено, то можно было увидеть лица Веры Федоровны, Родриго, Дементия, Афони. Места было совсем мало, поэтому сидели, тесно прижавшись и держа в обнимку узлы с сумками.
– Кажись, миновали, – Антип огляделся по сторонам. – Граница, граница! А вот прошли – и не заметили. Ну, стало быть, ребята… ну…
– Стало быть, вот мы и дома, – сказала Уклейка и поправила лямку. – У кого там карта?
– Если никуда не сворачивать, то часа через два выйдем к дороге, а оттуда уже озеро Высокое близко, – сверившись с компасом, сказал Родриго. – За Высоким опять болота и озеро Буковец. Дядя Антип, дай, я тоже впрягусь! Теперь уже можно.
– Ну, давай, – позволил Антип.
Для переплыва государственной границы нарочно выбрали место поглубже, чтобы не шлепать, а именно плыть, притом плыть бесшумно. При малейшем шорохе водяные и Янка с головой уходили на глубину, отсиживались там минуты по три-четыре, человеку такого бы просто не выдержать. Люди же старались не дышать на своих плотах, притворявшихся плавучими островками. Только теперь отважились пошевелиться и заговорить.
Родриго соскочил в воду и снял лямку с Уклейки.
– Теперь моя очередь. А ты на плот полезай.
– Еще чего!
– Хватит миловаться, – одернул их Антип. – Нам еще брести тут
– И верно, сосед, – сказал Янка и скинул лямку. – А мне возвращаться пора. Вон как далеко вас проводил, пора и честь знать.
– Ты куда это? – изумился Антип. – Куда собрался?
– Домой, – просто ответил Янка. – Дом у меня там. Негоже бросать. Мы, болотные черти, хоть и пакостники, однако – дом все же…
– Дом? Нет теперь у нас домов, ни у кого! Бездомные мы – и водяные, и болотные черти! – напустился на него краснобай Афоня. – Вот наши дома!
И потыкал пальцем в плот.
– В Пресноводье наши дома, – добавил Коська.
– Вот именно – в Пресноводье! – неожиданно согласился Афоня. – Вот где мы теперь поселимся – там нам и будет Пресноводье. А другого не будет! Ни внизу, ни наверху, ни с дубами, ни с котами!
– Ты декларацию напиши, – посоветовал Антип, в котором от перенесенных бедствий тугоумие как-то съежилось, зато пробудилось ехидство.
– Дядя Янка, давай лучше с нами, – попросила Уклейка. – Мы к тебе привыкли, да и ты к нам привык.
– Вам – на новом месте обживаться, с людьми ладить, с тамошними водяными, а я ведь только пакости строить могу, все вам загублю. Нет уж, я лучше домой вернусь, – сказав это, Янка усмехнулся, смешно скривив пятачок.
– И что ты там, дома, делать собрался? – строго спросил Антип.
– А что раньше делал – пакостничать.
– Клму?!? Люди уйдут, водяные уйдут – сам себе пакостничать будешь, что ли?
– Выходит, что так…
– Да чего ты его, дурака, слушаешь?! – воскликнул Афоня. – Раз мы сами себе Пресноводье, то без него нам никак нельзя. Коська, помнишь – в книжке ведь и его поганая рожа имеется!
– А то! – обрадовался Коська. – Раз ты, дядя Янка, в книжке нарисован, то, значит…
И не договорил.
Потому что Антип, не желая тратить время на препирательства, просто-напросто взял болотного черта под мышку и снова налег грудью на лямку, на обращая внимания на его полупридушенный писк и брыканье копытами.
– Вот доберемся до озера, местному дедушке поклонимся, он нам какой-никакой бочажок выделил, народишко скинется на первое обзаведение… – проповедовал Афоня с плота. – Хозяйство заведем, я, может, на речку Цаплинку работать наймусь, Вера Федоровна домом править станет, ты, Уклейка, дитя растить, тебе, Янка, невесту посватаем… Ничего! Справимся! В пресной-то водице!..
Плоты сдвинулись с места, и эмигранты под легкий плеск, под бурные восторги Афони и под Янкин прокуренный писк, побрели дальше, в незнакомый край, к неведомым озерам и болотам, – возможно, и впрямь туда, откуда они когда-то однажды появились…
Рига
2002