У Пяти ручьев
Шрифт:
– Ну, паря, впервой вижу этакое диво, – похвалил он Андрея. – Дробью такого зверюгу положил. А? Не оробел... Ну, и вправду, про тебя говорили ребята, молодчага.
Дед скоро ожил.
– А мое ружье! С глазу, не иначе. Сроду сраму такого не было.
Зверь оказался старой медведицей, действительно, огромного для самки роста и веса. Последнее удивительно было еще потому, что не прошло и трех месяцев после зимней спячки зверя в берлоге, когда медведи обыкновенно сильно худеют. Потом охотники вспомнили про медвежат. С большим трудом Андрею удалось отыскать их на старой сосне. Они залезли на самую вершину.
– Дед!
Дед освободил мешок, и Андрей спустил ему с дерева одного за другим двух небольших медвежат, толстых, как обрубки.
– Ах вы, косолапые! – говорил лед ласково, принимая из рук Андрея медвежат и сажая их, как щенят, в мешок. – И морды точно собачьи... Вот радость Тошке будет.
Еще издали громкими радостными криками Андрей поднял весь лагерь. Все повыскакивали им навстречу. Впереди всех – Крак. Сначала никто не верил, что они чуть не в лагере убили «черного зверя» [19] . Тогда Андрей осторожно высадил из мешка медвежат.
19
Черный зверь. – На севере Урала «черным зверем» зовут медведя.
– Какие катышки! – восторженно вопил Тошка, гладя их мягкую пушистую шерсть.
Пимка в диком восторге плясал вокруг маленьких медвежат.
А Крак!.. Что сделалось с Краком?
Он надулся, встопорщил перья и носился кругом с неистовым криком.
Гришук хотел успокоить ворона и погладил его, но Крак сердито урчал и щипался.
Скоро медвежат засадили обратно в мешок и, оставив под присмотром Пимки, пошли к тому месту, где была убита медведица.
XII. Хозяин уральских лесов
Вечером на ужин сварили часть медвежьего окорока, жирного, как свинина.
Героем дня был Андрей, своим необыкновенным хладнокровием спасший жизнь деду и себе.
После ужина у костра кормили размоченными сухарями медвежат. Они ели охотно, потом лакали, как собаки, сладкую и немного подогретую воду. Как быть с пленниками? Убивать? Ребятам было жалко. Оставить в лесу? Малы, пропадут. Оставалось одно – взять с собой. Но выдержат ли они долгую трудную дорогу?
Однако выбора не было.
– А кормить чем? – протестовал дед. – Им много надо.
– Мало в лесу тебе дичи? – заметил Андрей.
– Их мясом ни сырым, ни вареным кормить нельзя. Иначе – стервятниками [20] станут.
– Недели две покормим как-нибудь, а там сами станут себе промышлять. Ведь им месяца два-три есть?
– Ох, как бы они нашу Сивку да Лыську потом не промыслили! – рассмеялся дед. – То лось, то медведь... Да еще Крак. Скоро у нас будет целый зверинец!
Тем не менее решено было медвежат взять с собой. Караван подвигался медленно, и медвежата могли идти не торопясь. Тем более, что привалы в сильную жару приходилось делать иногда даже днем.
20
Медведь-стервятник. – Медведем-стервятником называют медведя, питающегося мясом животных и падалью.
Лето на Северном Урале коротко, но часты знойные дни, обыкновенно заканчивающиеся сильными грозами.
Идти становилось тяжело. Изводили вдобавок комары, мошки и оводы. Был самый разгар комариной поры. Особенно сильно страдал от них лосенок, шкура которого была еще очень тонка и нежна.
Теперь лосенку нашлись компаньоны.
Ян охотно согласился забрать медвежат, потому что в таком юном возрасте они легко приручаются. Если не кормить их сырым мясом, то лет до трех они не обнаруживают свирепости. На четвертом году лишь они становятся уже опасными и приходится принимать меры: сажать на цепь и т. п.
Назвали их Спирькой и Лаврушкой. Оба были черно-бурые, но Спирька отличался от Лаврушки тем, что у него на шее был точно белый ошейник.
Встреча с медведем, только что пережитая смертельная опасность все еще сильно волновали деда. С медведем он схватывался много раз, и теперь это прошлое остро вспоминалось.
– Нет, ты посмотри, как они глядят, – говорил он Тошке, – прямо по-человечески. Зверь, зверь... Разве зверь так смотрит?
– А кто ж это, по-твоему? – спросил с любопытством Ян.
Дед, оказывается, видел в медведе какое-то особенное существо, окруженное таинственным ореолом. В его представлении медведь был не зверем, а скорее чем-то средним между животным и человеком. Ребята с удивлением узнали, что «старцы» учили, будто медведь – это человек, наказанный за тяжелые грехи лишением человеческого образа и осужденный до самой смерти вести звериную жизнь.
Ян на это сказал, что жители Северного Урала и Западной Сибири точно так же смотрят на медведя.
Дед спорил и в доказательство того, что медведь – необычный зверь, привел множество примеров исключительной для зверя сообразительности, страшной силы и свирепости. Недаром ни об одном из зверей не сложено народом столько сказок.
Весело кипел на огне котелок. Вековые мохнатые ели сторожко обступили костер. Тишь. Только где-то невдалеке позвякивали ботала лошадей. Снизу, из лога, полз молочный туман. Лосенок лежал невдалеке от ребят и внимательно смотрел на огонь странными лесными глазами. Медвежата спали, свернувшись клубком в мешке.
Ребята напряженно слушали бесхитростное дедово повествование, захватывавшее их, как в детстве любимые сказки. Нравы зверей, образ их жизни, быт населения, характер разных уральских промыслов, разного рода практические сведения, полезные при охотничьих скитаниях, – много было в рассказах человека, всю жизнь проведшего в лесных дебрях, увлекающе-интересного, было чему поучиться юным краеведам.
Время от времени Ян улыбкой, замечанием осторожно указывал слушателям, где дед давал промах. Старик не привирал, как многие охотники, но, как большинство невежественных людей, был до крайности суеверен.
– А ученые медведи! – вспомнил он. – Ну-ка, выучи другого зверя. А чего мишка не делал!
С серьезных воспоминаний он незаметно перешел на шутливые.
Этот косматый свирепый зверюга и на брюхе ползал, показывая, как молодые ребята горох воруют: «где сухо – на брюхе, а мокренько – на коленочках», изображал, как «молодицы белятся, румянятся, волосы приглаживают, по улицам похаживают, на добрых молодцов посматривают...», «как старая карга с клюкой молиться идет».