У рассвета цвет заката.Книга 1
Шрифт:
Девятый год первого цикла третьей эпохи побед второй эры освободителей (3048 год по старому летоисчислению)
— Былут, мужрык Дилыт трыбыл, тидыт Пырел ихдыл хамхыс.
— Былут, вождь племени Дилыт, ртом Пырела принимает договор.
Девятый посланник зеленокожих покосился на шар ретранслятора, повторивший мой перевод, плеснул на сталенитовую плашку чивиндровый сок из баклаги, вдавил когтистый палец в зеленую лужицу, затем в лист договора. Иных чернил орки не признавали, лишь сок чивиндры и лишь выдавленный самолично. А чивиндра не признавала иных пальцев, кроме орочьих. Видимо, совпадение в цвете являлось залогом их дружественных отношений, любую другую
Вытертый о штаны палец был выставлен вперед и предъявлен к осмотру, для сравнения, подтверждения подлинности и законности права на подписание важных документов. Для людей смысла в этом не имелось, в орочьей шрамописи разбирались только они сами, но протокол зеленокожих требовал этого действия и все четыре адьютанта честно пялились на предоставленное доказательство истинности намерений и честно делали вид, что сличают его с отпечатком. Хотя нет, сличить могли, расплывчатые пятна орочьей «подписи» только на беглый взгляд казались похожими, на деле же сходились они цветом, но никак не замысловатой вязью шрамов, индивидуальной для каждого племени. А вот что эта вязь означает, равно как и секрет нанесения узорчатых порезов на подписывающие пальцы уполномоченных морд, орки стандартно хранили в тайне.
Осмотр закончился к взаимному удовлетворению сторон, генеральский росчерк лег поверх его же вензеля, капля магии из криониловой печатки высветила обе подписи и закрепила процедуру неяркими метками на предплечьях подписантов. Один экземпляр договора отправился в походный сейф, второй — за голенище сапога, в каком и отбыл из зала официальных переговоров.
А у нас образовался перерыв неопределенной протяженности. Последняя дипломатическая миссия задерживалась, что было бы в порядке вещей, не гори на плацу гарнизона все десять костров. Орки без проблем могли опоздать к подписанию вообще, но прибыв на место, просто так торчать на чужой территории не стали бы. А костры горели, мне было хорошо видно их из окна.
— Высматриваете дружка, иси Эргон?
— Ваши шуточки, ис Сурдив! Они неуместны.
Здесь бы жеманно сморщить носик или поджать губки, но этому искусству я так и не научилась, сморщенный нос в моем исполнении смотрелся сморщенным носом и выражал что угодно, но не кокетливую обиду, равно как поджатые губы ни в коей мере не отражали высокомерия. Зато холодный взгляд получался на славу. Сам по себе. Вне зависимости от ситуации. Его к нормальному привести было сложно, особенно в первые годы. Теперь научилась. И улыбаться научилась, и смеяться над грубыми пошлостями, и спокойно проходить мимо… много чего.
— Разве похоже, что я шучу? — прав, не похоже. И двояко. И эту двоякость генерал не замедлил подтвердить. — Как отнесется Ваш любовник к покорению двух мужских сердец за одни сутки?
И даже не двояко, сразу в трех направлениях, одно из которых меня интересовало крайне мало, хоть оказалось на редкость назойливым, а два других… Знакомо, ожидаемо. Не первый раз, не последний. Странно лишь, что не дождался подписания десятого договора. А если я разнервничаюсь и не смогу работать? И я, и он были, практически, уверены, что такой вариант исключен. Но, а вдруг? Что успело измениться и толкнуть его на этот шаг?? В просто попытку застать меня врасплох верилось мало, не стал бы генерал рисковать, даже с мизерными шансами риска, завершающим этапом переговоров с орками, тем более что опаздывало племя Кивыт, одно из самых многочисленных и сильных.
— О чем Вы, ис Сурдив?
— Вы бессердечны или слепы, иси Эргон? Несчастный юноша пал жертвой женских чар, но Вы этого не заметили? А брат удачи из Черного корпуса? К кому его влекло столь сильно, что нарушение субординации показалось менее страшным, нежели пребывание вдали от предмета влечения? И Лефлан Ют-Раш. Станете доказывать, будто забыли его? Так, как он отнесется к тому, что его любовница соблазняет солдат противника?
Как бы мне самой хотелось это знать! Не то, что спрашивал генерал. Мне бы узнать, что, вообще, Леф обо мне знает, что ему сказали. То же, что всем?
— Я здравомысляща, ис Сурдив, и подвержена чувству долга. Несчастный юноша пал жертвой личного завышенного самомнения и плохого слуха, — и едва не дошел до пределов моего терпения, после которых пал бы уже жертвой какого-нибудь малоприятного заклинания, капрал оказался на редкость навязчив. — Чернокорпа, насколько я видела, влекли пивная кружка, поэзия иси Мэкр и вы, ис Сурдив. Поделиться чувствами он шел именно к Вам, — а куда делся из «Воя», выяснить пока не удалось, ничего нового об усатом наемнике я не услышала и самого его ни разу не встретила, хотя около двух часов с тремя перерывами выгуливала своих телохранителей на территории гарнизона, естественно, по приказу начальства, вспомнившего, что свежий воздух полезен для восстановления. — Память у меня хорошая, но Лефлан Ют-Раш никогда не был моим любовником. С прошлого нашей с Вами беседы это не изменилось.
Такие разговоры были регулярны, генерал не упускал случая так или иначе упомянуть Лефа и не проявлял никакой реакции на отсутствие моей реакции. Сегодняшний можно было бы смело добавить к прошлым и выбросить из головы, если бы не этот усач и не странно выбранное для нее время. Да и с капралом не все было гладко, с этой его настойчивостью. При нашем знакомстве я допустила солидный промах, не проверив «несчастного юношу» на незапланированные в ауре явления, наподобие нити ментальной связи, какая болталась на Скользкой Кли. На нее, кстати, я сегодня тоже ни разу не наткнулась. Отсутствие Клидисты и чрезмерное присутствие Стевнива как раз и навели на мысль об упущенной возможности проверки и спасли его от моего перевода словесных форм объяснения в радикальные меры.
— Значит, Вы совершенно свободны в своих чувствах и мыслях, и я могу быть спокоен, иси Эргон?
— Абсолютно, ис Сурдив. Не вижу ни малейшего повода для Вашего беспокойства в этом отношении.
— А в каком отношении видите?
— В этом, — я указала за окно. — Все костры разведены, но племя Кивыт не спешит завершить начатое.
— В расположение гарнизона вошло девять племен… — начал было генерал, но не договорил, сам пересчитал проблески огня в фиолетовых сумерках. — Диникс, выяснить и доложить.
Адъютант исчез с такой скоростью, что впору поверить в его умение мгновенно перемещаться без перехода, тон генерала ничего хорошего не предвещал. Впрочем, это было понятно: прозевать вход на закрытую территорию минимум четырех орков — попахивало трибуналом.
Облачко «болталки», присланное Диниксом, перевело генеральские брови в ненадлежащее положение, не надлежит высоким чинам удивляться. Чем такими орки отличиться-то сумели? Или не орки, а гарнизонные постарались ознакомить начальство с неположенными по рангу эмоциями? Нет, гарнизонные вряд ли. В этом случае Сурдив не удивлялся бы, раздавал «благодарности» всем повинным в зависимости от вклада в общее дело, а тут вновь в окно уставился, даже по стеклу ладонью поелозил для лучшей видимости, сам же от мерзкого звука передернувшись. И, заметив на стекле отражение движения, повернулся ко мне.