У самого Черного моря. Книга III
Шрифт:
Лейтенант Фрунзе с воинскими почестями похоронен на кладбище в поселке Крестцы Ленинградской области.
За образцовое выполнение заданий командования на фронте против немецких оккупантов и проявленные при этом мужество и героизм лейтенант Фрунзе представлен к званию Героя Советского Союза».
Вот что может, Алексей, совершить человек даже в свои девятнадцать лет! Настоящее дело и цель окрыляют человека, поднимают его до подвига.
Небо! Оно будет манить и меня, даже на последнем моем рубеже. Пока видят глаза и бьется сердце.
Недавно
Сейчас уже не различишь границы между пятым и шестым океанами — атмосферой и космосом, в которые мы вторгаемся — летчики и космонавты. Как-то мне довелось разговаривать с нашим прославленным космонавтом Героем Советского Союза Алексеем Леоновым.
— Да, наша голубая планета, плывущая в космосе, красива яркой, величавой красотой, — размышлял Леонов. — Земля прекрасна и вместе с тем поразительно мала в безмерном океане звезд. Космические корабли облетают ее всего за полтора часа.
С орбитальных высот можно окинуть взглядом сразу всю Европу. Вот с левой стороны покачивается в иллюминаторе Скандинавский полуостров, севернее — берега Норвегии, Балтийское море, Ленинград, Рига, позади Англия и Ирландия, Лондон, Париж. Справа видна Адриатика, Пиренеи, Черное море, Италия а впереди по курсу движения — дорогая наша Москва.
Но не только цветущие пашни и зеленеющие сады видны с орбитальных высот. Как черные оскалы, зияют военные полигоны НАТО, дымят военные заводы… И невольно задумываешься над тем, что только за наш век Европа пережила две страшные войны. Сколько миллионов людей погибло в этих войнах, сколько миллионов тех, которые могли бы жить, радоваться жизни и служить человечеству, высоким идеалам!
Подобное никогда не должно повториться! Люди могут и должны жить в мире и дружбе. Залог грядущего благоденствия мира — борьба за мир, за единение всех прогрессивных сил.
Космос осваивается для человека и во имя человека, во имя улучшения жизни для всех землян. Вот почему именно человек и несет полную ответственность за то, что происходит и будет происходить на его планете, за будущее своих потомков. Его Земля — это как бы космический корабль, несущийся в мировом пространстве. Она может и должна расширить границы обитаемого мира, посеять семена разума и добра в Солнечной системе и за ее пределами. Эту великую миссию человека-творца можно решить только путем единения всех прогрессивных сил на Земле…
Я вижу молодых ребят за пультами космических кораблей, уходящих в звездные дали.
Это — продолжение нашей дороги.
Дороги к еще невиданным победам.
Константиновский равелин или раздумья, завершающие наш рассказ
Каждый раз, когда я бываю в Севастополе, прежде всего прихожу к тебе, Приморский бульвар.
Здесь,
Здесь дышится легко и отрешенно: и море просматривается до горизонта, и серо-пепельные крейсеры уходят в далекие, южные моря, и Константиновский равелин, в страшных, незарубцевавшихся с войны шрамах, глядит на тебя темными провалами бойниц.
Ветер бьет по камням равелина. Это — как эхо отшумевшей битвы.
А так бы все казалось мирным: и бездонное небо, и сверкающая тысячами огненных брызг волна, и щемящий душу запах цветущих акаций.
Но только посмотрю на тебя, Равелин, и сразу оживает прошлое.
Тишины уже не существует: видится пламя пожарищ над Севастополем, а в мозгу — грохот разрывов, залпы самолетных пушек, вой «мессеров».
Да и как я могу забыть тебя, Равелин! Ведь это тебя мы атаковали с Яшей Макеевым во время нашего последнего вылета в Севастополь перед тем, как мы оставили город.
Ты был уже в руках врага, Равелин.
Тогда мы с Яшей заметили кинжальный луч прожектора с Константиновского. Луч тянется туда, куда с минуту на минуту должны прилететь наши транспортные самолеты.
Может быть, самые последние из тех, которым удастся пробиться на Херсонес, чтобы забрать раненых.
Я помню, с какой яростью нажимал гашетку: луч должен был погаснуть. Погаснуть во что бы то ни стало.
Дважды я пикировал на этот проклятый прожектор, и дважды он оживал.
Я проклинал и бога и черта и не знал что делать: была ночь, и все же я рискнул, хотя это было почти самоубийством, зайти на равелин бреющим с суши.
Те секунды не забудутся: и бензин, и боеприпасы были на исходе. Повторение атаки исключалось.
С минимального расстояния ударил по прожектору из пушки — луч погас.
Сколько же нервов и отчаянного напряжения стоил ты нам, этот проклятый прожектор!
Как же мне забыть тебя, Равелин.
Тебя защищали до последнего патрона, и последнего раненого бойца гарнизона фашисты повесили на твоем балконе.
Неисповедимы пути войны: весь Севастополь был снесен с лица земли, а балкон этот сохранился. Он и сейчас четко просматривается с бульвара в хорошую погоду…
Здесь на бульваре, у Памятника затопленным кораблям, когда мы вступили в город, чадила гитлеровская десантная баржа.
Я сижу на бульваре до вечера, слушая плеск волны и вспоминаю, вспоминаю…
Время безжалостно, да и военное лихолетье дает себя знать: уже многих недосчитаться в наших рядах. Недавно в Москве скончался полковник Герой Советского Союза Алексей Антонович Губрий, умер в Ленинграде наш командующий генерал-полковник авиации Василий Васильевич Ермаченков. Там же ушел из жизни преподаватель Военно-морской академии Герой Советского Союза полковник Алексеев. Три года назад мы потеряли блестящего летчика, генерал-полковника авиации Героя Советского Союза Ивана Егоровича Корзунова. И стали легендой его более 300 боевых вылетов, когда он лично уничтожил 25 кораблей врага. Не стало бесстрашного воздушного бойца, моего друга Михаила Михайловича Кологривова.