У самой границы
Шрифт:
— Знаю,- ответил Алька,- за пулемет…
— А ты тоже арестованный или добровольцем?.- спросил Зозуля.
— Добровольцем,- сказал Алька и, подвинув скамейку, сел рядом с Сашей.
— Дядя Степан, скажите нам, что такое государственный человек? — снова спросил Саша.
— А у нас все государственные,- ответил Зозуля.- Вот ты, я, Славка, Алька, например…
Зозуля говорил с ними полушутя, но что-то в Сашином лице заставило его оставить шутки и даже отложить кисточку.
— Старшина Панкратов, Саша, был государственным человеком,- сказал он очень серьезно.
— А капитан говорит, что у нас каждый
— Ну, конечно же, каждый солдат, каждый советский человек,- ответил Зозуля.- Возьми хотя бы нашу заставу, твой Петрозаводск, например, да весь наш Советский Союз! Если нет тебе ничего дороже родной земли,- тогда ты и есть государственный человек, может быть, даже такой, как твой отец, Константин Сергеевич…
— Нас-то ведь воевать не пускают! — заметил Славка.
— Что ты, брат, без войны жить куда интереснее! — отозвался Зозуля.- Только работай!
Слушая Зозулю, Славка отдирал, отдирал щепку и, наконец, отодрал ее от табуретки.
— Одно «государственное дело» готово! — взял его за руку Зозуля.- Все люди делятся на две категории,- сказал он,- одни щепку бы на место прибили, а другие — с мясом рвут. А если б все от табуреток щепки драли* тогда и сидеть было б не на чем.
Зозуля не ругался и не донимал Славку, а просто и спокойно говорил, но возразить опять-таки было нечего. Славка даже на щепку поплевал и попробовал прилепить ее на место.
— Степан Антонович,- спросил Саша,- а почему капитан сказал, что у нас каждый солдат — государственный?
— А это я вам лучше покажу,- охотно согласился Зозуля.- Вот, например, видали, когда строй стоял,- на всех автоматах пластинки привинчены а на пластинках — надписи. Это в сорок третьем году мы тридцать восемь тысяч двести сорок рублей собрали и написали письмо коллективу одного из военных заводов. Да вот оно и письмо, а вот и ответ.
Зозуля подошел к висевшей на стене бронзовой рамке.
«Воодушевленные успехами нашей Красной Армии,- начал он читать,- мы, бойцы, командиры и политработники подразделения Киселева и Ракова, вносим все свои сбережения — тридцать восемь тысяч двести сорок рублей на изготовление автоматов, которые желаем получить в наше подразделение».
— Ну, тут, значит, подписи,- сказал Зозуля.- А вот это, видите, ответ,- продолжал он: «Дорогие товарищи! Коллектив нашего завода с большим воодушевлением принял заказ на изготовление автоматов на средства бойцов, командиров и политработников вашего подразделения. Обещаем заказ выполнить досрочно. Мы шлем вам свой горячий привет и пожелание скорой победы. Коллектив Н-ского завода».
Письмо мы написали зимой, а в конце лета уже и автоматы получили, и на каждом надпись: «Изготовлено на личные средства воинов подразделения Киселева и Ракова». Вот это дело вышло у нас по-государственному, а автоматы начальник самым лучшим бойцам, сержантам и офицерам вручил…
— Рравняйсь!.. Смирно!..- раздалось за окном.
Саша и Славка выглянули во двор. Возле казармы строился боевой расчет. Саша не первый раз видел, как строятся в наряд, заряжают винтовки. Сейчас же главное для него было то, что в наряд на охрану границы шел Зябрин, которого Саша до сих пор считал хвастуном и несерьезным человеком. Но Зябрин прямо так и доложил капитану, что в составе наряда готов нести службу по охране границы, и капитан, стоя
Саша стал внимательно слушать, что говорил Рязанов.
— По данным комендатуры и войскового наблюдения,- продолжал капитан,- на сопредельной стороне жителями производится работа вблизи границы: сенокошение, заготовка дров, обработка огородов и ловля рыбы. Кажется все спокойно. Но нельзя забывать, что империалистические государства всегда проявляют особый интерес к пограничным с нами странам. Вывод из обстановки: возможно нарушение границы агентурой иностранной разведки…
Зозуля и ребята слышали, что Зябрин, когда капитан кончил говорить, в точности повторил весь приказ.
— Ну вот,- сказал Зозуля,- и Зябрин у нас государственный человек… А теперь смотрите сюда,- сказал он и подошел к карте.- От Балтики и до Тихого океана — шестьдесят тысяч километров границы. А чтоб врагу пролезть — и полметра хватит… Вот хотя бы я, например, сержант Зозуля, в наряде стою. Иду я в дозор и знаю, что за мной сейчас вся страна, а я, как часовой, как боевое охранение на переднем крае,- вот тут уж ни одного гада не пропустишь: в землю зароется, и из земли его выдерешь!
Никогда еще Зозуля не говорил с ними так серьезно. Сейчас он был как будто другим человеком: не усмехался, не поднимал с нарочитым удивлением свои широкие брови. Положив на карту крепкую руку с умелыми гибкими пальцами, он стоял перед ними, как будто и сейчас был на самой границе и охранял свою Родину от врагов.
— Ну, ладно,- сказал он,- раз вы все равно здесь сидите, давайте заниматься делом…
Под заголовком «За Родину» Зозуля написал: «За мир во всем мире» и в центре приклеил фотографию Сашиного отца. Под фотографией, украсив ее алой рамкой с траурной лентой, он аккуратно переписал стихотворение:
Это утро только начиналось На границе Родины моей, Над заставой солнце поднималось Исчезал туман и дым с полей, Пролетали птицы над болотом, Воздух был по-утреннему чист… Ты остался здесь, у пулемета, Константин Панкратов — большевик, чекист, Но враги не смяли нашу силу, Знали мы, что вновь сюда придем. Мы нашли, герой, твою могилу, И над нею клятву мы даем. Спи в цветах с росою серебристой! Спи среди озер, лесов, полей!Неусыпные стоят чекисты На границе Родины твоей!
Зозуля немного смущенно взглянул на ребят и подписал внизу мелкими буквами: «Сержант Зозуля».
Тут только Саша догадался, что четверостишие под портретом отца, написанное золотыми буквами на красном полотне, сочинил тоже Зозуля:
Ты с нами жив, чтоб снова сердцем чистым К фашистским бандам ненависть будить. Ты доказал, что значит быть чекистом, Как даже смертью можно победить…