У страсти в плену
Шрифт:
Когда мы приехали в этот клуб на 57-й улице, там было очень оживленно. Шла подготовка к традиционной ежегодной выставке, когда все натурщицы одевались в свои лучшие одежды и показывались перед художниками. За небольшую плату меня тут же зарегистрировали и отправили наверх к двум пожилым женщинам, которые отвели меня в костюмерную. Одна из них выбрала для меня платье XVIII века. Другая подняла мои волосы кверху. Они научили меня красить ресницы. Глядя в зеркала, я не узнавала себя. Показ продолжался. Я должна была сойти вниз и прогуляться по комнате. Это было нетрудно. Все походило на бал-маскарад. Мы, натурщицы, нервничали, ведь успех каждой
Когда я дома заявила, что стала натурщицей, это прозвучало, как удар грома. Но дело было сделано. Я могла теперь заработать 25 долларов в неделю. Моя мама немного поплакала, но в глубине души была довольна. В ту ночь мы с ней долго беседовали в темноте. Моя мама беспокоилась о том, что я знала и что не знала о сексе. Все же мои знания об этом сводились к единственному опыту, когда я целовалась со Стефаном, лежа с ним на пляже, на песке. Он лежал на мне, и я, когда он прижимался ко мне, чувствовала что-то большое и твердое. К великому моему изумлению, придя домой, я обнаружила, что между ног у меня все насквозь влажно. Я не сказала об этом маме. Из этого я вынесла убеждение, что, по-видимому, я очень чувственна, если от одних только поцелуев у меня там все стало влажным, а раз я чувственна, то это очень опасно для моего будущего. Я казалась сама себе проституткой.
Мама спросила меня: "Знаешь ли ты, что случается, когда мужчина овладевает женщиной?" — "Нет, — ответила я, — но сначала я бы хотела знать, как он ею овладевает?" — "Ты ведь видела маленький пенис у своего брата, когда купала его? Ну так вот, он становится большим и твердым, и мужчина вводит его женщине между ног".
Мне все это показалось безобразным. "Ему, должно быть, трудно проникнуть внутрь?" — "Нет, не трудно, потому что женщина становится влажной внутри, и он легко проскальзывает в нее".
Только теперь я поняла, что такое эта влажность. В этом случае, подумала я, тебя никогда не изнасилуют, потому что внутри становится влажно только тогда, когда мужчина нравится тебе.
За несколько месяцев до этого я безудержно целовалась с одним большим русским парнем, который провожал меня с танцев, и придя домой объявила, что беременна. Еще я вспомнила, как однажды мы, несколько человек, возвращались с вечеринки и, проезжая по шоссе, услышали крики. Мы остановились. Две девушки выбежали к нам из кустов. Они были растрепанные, в порванных платьях, в их взглядах стоял ужас. Мы усадили их в машину. Они бессвязно рассказывали про мотоциклистов, которые пригласили их покататься, а потом напали на них. Одна из них все время повторяла: "Если он прорвал, я покончу с собой".
Джон остановился возле гостиницы, и я отвела их в туалет. Одна из них сказала: "Крови нет. Похоже, что он ничего не порвал". Другая только плакала. Мы отвезли их домой. Одна из девушек поблагодарила меня и сказала: "Я надеюсь, с тобой такого никогда не случится".
Когда мама со мной говорила, мне казалось, что она боялась именно этого.
Не могу сказать, что когда пришел понедельник, я была слишком спокойна. Я чувствовала, что если художник привлекателен, я буду в большей опасности, чем если он окажется некрасивым. Потому что если он мне понравится, у меня все внутри станет влажным.
Первый художник оказался лет пятидесяти, лысый, с европейским лицом и маленькими усиками. У него была прекрасная студия. Он поставил передо мной перегородку, чтобы я могла переодеваться. Я набрасывала свою одежду через перегородку. Когда я перебросила что-то из последних атрибутов туалета, улыбающееся лицо художника появилось над перегородкой. Но он это сделал забавно и комично, словно в какой-то пьесе, так что я ничего не сказала, оделась и стала позировать. Каждые полчаса я могла отдохнуть и выкурить сигарету. Художник поставил пластинку и спросил:
— Потанцуем?
Мы танцевали на отполированном полу среди портретов красавиц. К концу танца он поцеловал меня в щеку.
— Как сладко! — сказал он. — Позируете ли вы обнаженной?
— Нет.
— Жаль.
Я подумала, что работа у меня нетрудная. Три часа прошли быстро. Во время работы он разговаривал. Он рассказал, что женился на своей первой натурщице и что она оказалась невыносимо ревнивой; что время от времени она врывалась в его студию и устраивала сцены, что она не позволяла ему рисовать обнаженных женщин. Поэтому он снял другую студию, о которой она не знала. В ней он часто работал, а иногда устраивал там вечеринки. Соглашусь ли я прийти на одну такую вечеринку в субботу вечером?
Когда я уходила, он еще раз поцеловал меня в шею, подмигнул и сказал:
— Вы не будете болтать про меня в клубе?
Я вернулась в клуб к обеду, чтобы подкраситься, освежиться и перекусить. Другие девушки тоже были здесь. Мы стали разговаривать. Я упомянула о приглашении в субботу вечером, и они все засмеялись. Одна из девушек слегка задрала юбку и стала рассматривать родинку на бедре. Я заметила, что она не носила трусиков. Иногда звонил телефон и одна из девушек уходила на работу.
Следующим был молодой иллюстратор. Ворот его рубашки был распахнут. Он даже не пошевелился, когда я вошла. Он кричал мне:
— Откройте спину и плечи. Опустите шаль!
Затем он дал маленький старомодный зонтик и белые перчатки. Шаль он прикрепил мне где-то на талии. Он делал рисунок для обложки журнала. Потом он обернул шаль вокруг моей груди, но это было ненадежно: как только я наклонила голову так, как он хотел, изображая что-то вроде приглашающего жеста, шаль соскользнула, и открылась грудь. Он не позволил мне пошевелиться.
— Хотел бы я нарисовать вашу грудь тоже, — сказал он.
Он рисовал углем и улыбался. Наклонившись ко мне, чтобы что-то измерить, он прикоснулся углем к моим соскам и сделал отметку.
— Оставайтесь в этой позе, — сказал он, и добавил: — Вы, девушки, иногда ведете себя так, будто лишь у вашей персоны груди и бедра. Я видел их уже так много, что они больше не интересуют меня, уверяю вас. Я имею дело со своей женой только если она одета. Чем больше одежд, тем лучше. При этом всегда выключаю свет: я знаю слишком хорошо, как сделаны женщины. Я рисовал их миллионы раз.