У сумрака зелёные глаза
Шрифт:
– Ты что, голливудских ужастиков насмотрелся? – усмехнулась я.
Не стоило идти на поводу у иллюзий. Настала пора и мне поиграть... Пусть я не успела собрать силы тринадцати вампиров, но и десять – это немало. Что ж, фантазия так фантазия.
– Чего боятся деревья? – спросила я. И сама себе ответила, чиркая зажигалкой: – Правильно, огня. Представь себе, что я – огнедышащий дракон!
Я дохнула на пламя, и мощная огненная струя хлынула у меня изо рта. Фехтующий корень с вереском и писком заметался, корчась и извиваясь, и уронил мой меч. Я прыгнула и схватила его, а потом двумя взмахами разрубила корень на части.
Даже дышать стало легче от осознания
– Милорд! Ау! Ку-ку, выходите, сударь! Извольте скрестить со мной мечи!
Вокруг разбушевался натуральный лесной пожар, но мне он не мешал: огонь был моей выдумкой и не причинял мне вреда, даже не обжигал. А вот противнику моему от таких изменений в его же собственном психическом творении стало некомфортно, и он выскочил на меня с мечом из-за дерева, ещё не тронутого пожаром. Его длинные золотые пряди развевались, глаза горели адским огнём, отражая рыжие всполохи, клыкастая пасть скалилась, а шёлковые широкие рукава красного вышитого халата трепетали в струях раскалённого воздуха.
– Я забрал силу твоего отца, – прорычал он. – И тебя тоже высосу до капли!
– Это мы ещё посмотрим, – ответила я.
Клинки, с искрами ударившись друг о друга, запели боевую песню. Немет, атакуя меня, двоился и троился у меня в глазах, множил свои сущности, как отражения в зеркальном лабиринте, и создавалось впечатление, будто он нападал одновременно с разных сторон. Только один из бесконечно клонированных Неметов был настоящим: попробуй, найди среди этих налитых яростью одинаковых пар глаз одну реальную, из этих танцующих в огне вышитых драконов одного нужного и из дюжины занесённых над головой мечей один настоящий! И права на ошибку не было: если перепутаешь и кинешься на иллюзию, истинный Немет в это время сзади всадит меч в спину. Мне надоело метаться, и я просто подскочила с разворотом на триста шестьдесят градусов, и оба моих меча серебряными молниями описали острый, как бритва, круг. Все Неметы отшатнулись и слились в одного – с порванным рукавом шикарного халата в китайском стиле. Цел, собака – даже кожу не задело, но в глазах мелькнула испуганная тень: ещё бы на миллиметр ближе, и его кровь вступила бы в реакцию с посеребрённой сталью.
Сверху хлынул тропический ливень, и моему огню скоро пришёл конец, а вот меня охватила жуткая боль, словно с неба лилась не вода, а кислота. Каждое движение давалось со страшными страданиями, и скоро меч Немета зацепил меня. Не обращая внимания на рану на плече, я создавала новые условия боя: ливень сдуло горячим пустынным ветром, и Немет закрыл лицо от бьющего в глаза песка.
– Позволь похозяйничать в твоей иллюзии, – сказала я.
Но уходил Немет от ударов мастерски – даже с песком в глазах. Казалось, зрение было ему не нужно вообще: он чувствовал всё кожей. Вскоре он справился и с этой моей выдумкой: прекратив песчаную бурю, он спустил на землю кромешную тьму – даже мои видящие в темноте глаза ничего в ней не различали. Приходилось полагаться на чутьё, улавливая, с какой стороны летит, рассекая воздух, меч Немета. Я получила ещё несколько лёгких царапин – кстати сказать, вполне настоящих, и кровь пропитывала мою куртку реальная.
Вдруг Немет исчез, и произошла смена декораций. В залитой
– Аида? Как ты здесь оказалась? Немет и твою силу забрал? – спросил он с грустным удивлением.
– Пока нет, – ответила я, пытаясь на глаз определить, он это или не он.
– Я не смог его победить, – сокрушённо проговорил лорд Эльенн. – Он слишком силён... И ты не сможешь. Я ценю твою попытку меня спасти, но, увы... Ты пришла сюда на свою погибель.
– Что за пораженческие настроения? – двинула я бровью. – Не рановато ли складывать оружие?
Он покачал головой.
– Тебе не победить его. Лучше сдайся сразу – может, так он хотя бы причинит тебе меньше мучений.
– Странные речи, милорд, – усмехнулась я. – Вы пытаетесь меня деморализовать?
Он поднял лицо и улыбнулся – печально, ласково и светло.
– В любом случае, я рад тебя видеть, дорогая, – сказал он, протягивая мне руку.
Я не торопилась до него дотрагиваться. Лорд Эльенн, видя мои колебания, как будто огорчился.
– Ты не веришь в мою искренность? Да, я был тебе плохим отцом... Но мою Гречанку я не забыл и не забуду.
Гречанка... Немет вряд ли мог знать прозвище моей матери. Может быть, это действительно мой отец? Я шагнула к нему, неуверенно протянув руку к его дрожащим пальцам.
– Обними меня, дорогая... Мне это так нужно. – Его голос надломленно дрогнул.
Ещё шаг. Между нашими пальцами – сантиметр. Нет! Немет мог покопаться и в моих мозгах, и в мозгах моего отца, поэтому ему вполне могло быть известно то же, что и нам. Подняв взгляд, я увидела в глазах лорда Эльенна досаду и злобу.
– Умная дрянь! Вот только медленно соображаешь.
Я слишком близко его подпустила: взмах, молниеносный блеск – и мои кишки пронзила яростная и безжалостная сталь меча. От боли перехватило дыхание, ноги подкосились, и я рухнула на колени – к ногам в красных восточных туфлях с загнутыми носками. Китайские драконы на красном шёлке скалились мне в лицо, словно насмехаясь и злорадствуя. Однако боль-то болью, вот только что мне такая рана? Кровь остановится уже через несколько минут, а завтра даже шрама не останется.
– Меч отравлен, – промурлыкал Немет, склоняясь ко мне. Его алые губы виделись мне гротескно огромными.
– Этим меня тоже не взять, – прохрипела я. – Я протравлена всеми ядами, у меня к ним устойчивость...
Немет ухмыльнулся своими губищами.
– Это касается только ядов, существующих в реальности. Но не тех, что существуют вот здесь, – и он дотронулся пальцем до своей головы.
Да, к выдуманным ядам у меня устойчивости не было. И я уже это почувствовала: по телу со скоростью пожара на ветру разбегалось невыносимое бурлящее безумие. Горела каждая клеточка, каждый сосуд, каждый квадратный миллиметр кожи, каждая капля крови. «Этого нет на самом деле», – пыталась я себя убеждать, чтобы вернуть контроль над ситуацией и над своими чувствами, но не получалось. Кровь на моей ладони, которой я зажимала рану, превращалась в бурую слизь, сердце давилось ею, а она обволакивала его клапаны, густея... Сознание сворачивалось улиткой, сжималось в дрожащий студенистый клубок внутри панциря – черепной коробки.