У Терека два берега…
Шрифт:
— Ноблес оближ… — прошептала Айсет, садясь в «кадиллак».
— Да уж, пальчики оближешь, — понял ее по-своему Теймураз, усевшись напротив. Руслан ничего не сказал, только оскалил в улыбке зубы. Получилось хищно.
Охрана ехала сзади в двух «мерседесах»…
— Дяде Магомеду понравится, — примирительно заметил Теймураз, еще раз кивнув на ее головной платок.
А Айсет во все глаза смотрела на Москву…
— Слушайте, а нельзя проехать через Ленинские горы? — спросила она.
— Время, — ответил Теймураз, — мы на секунды здесь время считаем, так что Ленинские горы в следующий раз, и отец для тебя на Москве специально салют устроит.
Отца, конечно, она узнала сразу, правда, душа еще какое-то мгновение противилось узнаванию: как постарел, как высох за те несколько лет, что они не виделись! Ей даже показалось, что он стал ниже ростом…
Айсет окатила теплая волна нежности, и на этой волне она невесомо пробежала по блестящему черному мрамору громадного холла, притормозив в нескольких шагах от группы людей, окружившей отца, и едва удержалась, чтобы при всех не броситься к нему на шею отцу. Этот щуплый лысеющий человек был для нее сказочным богатырем, самым сильным, самым умным, самым великодушным… Отец понял ее порыв, улыбнулся понимающе, и глаза его, холодные и недобрые для других, на мгновение потеплели.
Остановившись, Айсет оглядела окружающую публику. Мужчины в смокингах и дорогих блейзерах, дамы — в платьях с глубоким декольте и при бриллиантах. Айсет стало стыдно за свой маскарад. Она вдруг подумала, что бараньи шапки и платки годятся для политических новостей на Эн-би-си, а здесь, когда в отеле «Россика-Сплендид» заключается сделка века в мировом гостиничном бизнесе, ее наряд — джинсы, кроссовки, этот идиотский Пенджаб — выглядит несколько неуместным…
Сдержанные объятия, родственные поцелуи. Рядом с отцом, на голову возвышаясь над ним, — рослый, красивый дядя Магомед, которого она с детства побаивалась.
— Это моя дочь Айсет, она закончила школу во Франции и теперь обучается в Лондоне…
Бен Хобард, сверкнув идеальными дугами дентального перламутра, пожал ей руку.
— Очень приятно, я рад, что с вами можно говорить без переводчика…
Айсет, еще более устыдившись своего вида, отпросилась переодеться с дороги.
Отель принадлежал отцу. Где переодеваться — не составляло проблем. Можно было даже не дожидаться прибытия нукеров с чемоданами. На первом этаже отцовской гостиницы расположились бутики прет-а-порте самых модных парижских модельеров. И отчего бы не купить пети-роб на ее стандартную точеную фигурку?..
Айсет выбрала темно-бордовое, без рукавов, но с закрытыми спиной и грудью. Ее черные волосы и белая кожа очень хорошо сочетаются с темными, теплыми тонами одежды. Чуточку помады, чуточку теней…
Айсет не надо ходить к визажисту. Она сама делает себе лицо.
В холле опять встретила Руслана с Теймуразом.
— А знаете, я все не могу взять в толк, где вы на самом деле? — спросила она.
— В смысле? — переспросил Теймураз.
— «Тайме» пишет, что племянники Доку Бароева, Руслан и Теймураз, являются известными полевыми командирами…
— Читай больше этой ерунды! — рассмеялся Руслан. — Журналисты все врут.
— Да мы туда, — Теймураз сделал ударение на слове «туда», — мы туда как на сафари ездим, федералов пострелять, лечиться ездим в Турцию, а живем на Москве…
— Основной бизнес все-таки здесь, — подтвердил Руслан.
Их подозвали к отцу. Он стоял с дядей Магомедом, с Беном Хобардом и еще какой-то женщиной — явно европеянкой. Та им и переводила.
— Познакомься, Айсет, это Астрид Грановски, твой новый босс, — весело сказал Бен Хобард. — Для тебя новость, что отец запродал тебя в Си-би-эн-ньюс?
Эти слова ошеломили Айсет… А как же учеба? А как же Джон?
Но она не произнесла этих мыслей вслух. Ее уже научили скрывать эмоции.
— Ты теперь будешь работать, девочка, — сказал отец. — Разве ты не мечтала иметь собственную программу новостей на всемирно известном телеканале? Но для этого сначала нужна небольшая… — Он щелкнул пальцами, припоминая правильное слово, — небольшая стажировка…
Вот так сюрприз… А как же Джон?.. До чего же она все-таки баба! Ей дают работу на Си-би-эн-ньюс, в ее московской редакции, а она еще сомневается.
Но в семье Бароевых решения принимают мужчины. И отец уже все решил. А она, Айсет, всего лишь маленькая фишка в его игре. Он ее ставит на поле Си-би-эн-ньюс и при этом выигрывает какое-то пространство или качество…
— Я очень рада, — сказала Айсет, пожимая руку Астрид.
Холодная баба. Вся изо льда. В двадцать восемь лет стала руководителем восточно-европейского отдела Си-би-эн… Айсет читала о ней, когда писала реферат по телевизионному менеджменту.
— Она не любит нас, но главное, за что ее сюда и поставили, — она не любит русских, — сказал отец, — так что пользуйся этим и играй на поле нашей общей нелюбви…
— Это часть твоего бизнеса, отец? — спросила Айсет.
— Да, дочка, все бизнес, и как видишь, даже дети становятся его неотъемлемой частью.
— Что я должна делать? — спросила Айсет.
— Тебе скажут, — ответил отец, — будешь выполнять просьбы — мои и дяди Магомеда… Подавали шампанское.
— Куда здесь ходят? — спросила Айсет.
— Москва большой город, — ответила Астрид, — больше Парижа.
— В Париже я была маленькой девочкой и ходила только на обязательные школьные экскурсии — и еще в Диснейленд.
— Тогда тебе понравится Москва, — уверенно сказала Астрид.
— А ты… а тебе уже нравится? — спросила Айсет, слегка запнувшись на быстром «ты»…
— Нормально, — ответила Астрид, — везде все то же самое, что в Нью-Йорке, что в Лондоне, что здесь. Тусовка амбициозных полупрофессионалов, мнящих себя гениями в интерьере модных клубов… везде все одно и тоже.
Астрид секунду помолчала, а потом спросила, поглядев прямо в глаза:
— А у тебя есть друг?
— Есть, — ответила Айсет, — он программист, у него своя фирма…