У вас семь новых сообщений
Шрифт:
– Там нельзя находиться детям?
– В общем-то да. Это вообще для совершеннолетних, но папа не против, потому что я изучила технологию.
– Кто она?
– Модель. Подруга на самом деле.
– Мамина подруга?
– Нет. Разве тебе ничего не задали?
– Задали. Задачи по математике, которые я могу решить даже во сне. А чей это телефон?
Господи, он заметил мамин телефон.
– Моей подруги, она его забыла.
– Нет. У нее айфон, я видел.
– Тайл, это другая подруга.
– Что-то не складывается.
Я
– Тайл, почему бы тебе не пойти почитать еще какой-нибудь папин сценарий?
– Хорошо. Но сначала скажи, кто…
Я захлопываю дверь и спускаюсь вниз.
Пока снимки проявляются, я сижу на корточках за дверью и думаю. Тайл сам об этом не знает, но может быть прав. Что-то не складывается. Если хозяин запонки не Бенджамин, им может оказаться кто угодно, и я просто обязана выяснить его имя. Я достаю телефон в надежде, что следующее сообщение прольет немного света на эту загадку.
Кто-то набрал ее номер, сам не догадываясь об этом, поскольку все довольно длинное сообщение – это посторонние разговоры. Кажется, это бар. Я слышу звон стаканов, смех и скрип отодвигаемых стульев. Под конец раздается мужской голос. Он что-то бормочет и, кажется, встряхивает стакан со льдом. Потом слышится другой голос, усиленный микрофоном. Мужчина под аплодисменты приветствует собравшихся. Кажется, он произнес «Добро пожаловать в «Лаф-Хаус»».
Я сохраняю сообщение – возможно, мне придется его еще раз прослушать – вынимаю фотографии из раствора и развешиваю их. Вернувшись в комнату, я ищу в «Гугле» «Лаф-Хаус». На Манхэттене нет ничего подобного. Я еще раз прослушиваю сообщение и набираю «Лаф-лаундж». Вот он, на Лоуэр-Ист-Сайд.
Потом я возвращаюсь в подвал за фотографиями. Разумеется, мне надо еще учиться обращаться с фотоаппаратом. Все настройки ручные, так что я просто пробовала. Но два снимка все же выделяются: силуэт Оливера в окне и Дария на скамейке. Оливер напоминает призрак, а Дария выглядит опасной. Мне хочется отдать Оливеру его фотографию – первую, сделанную этой камерой.
Я перехожу через дорогу, прижав фото к груди, чтобы защитить от дождя и ветра. Снова открывает его экономка. На этот раз она не выглядит такой уж веселой, так что я ей широко улыбаюсь. Женщина показывает на лестницу и качает головой, демонстрируя, что Оливера нет дома. Я протягиваю ей фото:
– Можете передать ему?
Она кивает, берет снимок и закрывает дверь. Я смотрю на дисплей маминого телефона. Половина четвертого. Мне приходится сделать две пересадки, прежде чем я оказываюсь на линии «F», по которой и доезжаю до Второй авеню, недалеко от Ладлоу. Люди говорят, что Нью-Йорк довольно страшный город. Не знаю, я всегда чувствовала себя здесь в безопасности. Сейчас тут везде хипстеры, тусовщики, чернокожие няньки с бледными младенцами в шикарных колясках. Когда-то Ладлоу-стрит была плохим районом. Мама рассказывала, что как-то она ходила в салон новомодного дизайнера на Стэнтон, чтобы договориться о
Кажется, бар только открылся. За стойкой стоит барменша лет за тридцать. Кореянка или японка. Она улыбается мне, и я отвечаю тем же, пытаясь выглядеть так, будто меня это не интересует.
– У меня… Странная просьба. Кажется, мне кто-то случайно позвонил отсюда. Не могли бы вы…
Звонит телефон, и она берет трубку, не переставая на меня смотреть. Неожиданно я понимаю, что мне здесь не место. Что я здесь делаю?
Она кладет трубку, вздыхает и подходит ко мне, ожидая продолжения.
– Не могли бы вы послушать голос в этом сообщении и сказать, не знаком ли он вам?
– Садись, – говорит она и принимается протирать стойку грязным полотенцем.
Видимо, она замечает мое отчаяние и наливает мне спрайта.
– Погоди немного, – спрашивает она, – как ты узнала, что звонили именно отсюда?
– Комик вышел на сцену и сказал: «Добро пожаловать в «Лаф-лаундж»».
Она смотрит на меня так, будто я сказала что-то невероятно умное.
– Дай-ка сюда.
Я нахожу сообщение, отдаю телефон и внимательно слежу за выражением ее лица. Она улыбается, а потом приоткрывает рот так, будто собирается запеть.
– Это Коул, наш постоянный посетитель. Ты права! Еще немного и будешь как Нэнси Дрю.
– Я бы предпочла стать Джеймсом Бондом, но выбирать не приходится.
Она возвращает телефон, и ее бледное лицо с резкими чертами выражает озабоченность.
– Ты же не собираешься его как-то преследовать или что-то в этом роде?
– Нет, я просто хочу сварить его хомячка.
Она морщится, напоминая хищную кошку с печальными глазами. Впрочем, тут же вновь становится милой.
– Коул… Ну-ка, подожди.
Барменша поворачивается к кассе и снимает фото с доски, увешанной фотографиями улыбающихся посетителей. Она отдает снимок: на нем изображен привлекательный мужчина примерно одних лет с моей матерью. Кажется, он пьет скотч за этой самой стойкой.
– Это он.
Я подношу фото поближе к глазам. Он выглядит ухоженным, его светлые волосы зализаны назад. Когда женщина отворачивается, я прячу фото под салфетку.
– Когда он здесь бывает?
Она смотрит на улицу поверх моей головы.
– Он часто заходил. Другой бармен любит фотографировать самых частых наших посетителей. Но я уже давно его не видела. Около года.
Она возвращается к своим делам, я допиваю свой спрайт. Когда я встаю, женщина пожимает мне руку как взрослой. Я забираю с собой фото, и она делает вид, что ничего не заметила.
В метро я внимательно разглядываю фотографию Коула. На нем черная спортивная куртка. Я поднимаю глаза, все в вагоне читают, пытаясь спрятаться от мира за книгой. Я достаю мамин телефон и просматриваю контакты: Карл, Кейт, Кетрин… Коул.