У входа нет выхода
Шрифт:
Очень трудно любить того, кто близко. Просто любить того, кто далеко. Допустим, я люблю писателя Чехова, но, живи мы с ним в одном доме, меня бы раздражало, как он смеется, булькает чаем или бросает на полировку мокрую ложку. То есть пока я не научился терпеть кого-то вблизи, нет смысла говорить, что я кого-то люблю.
Круглолицый человек средних лет, ожидавший Гая на борту «Гоморры», был так бодр и деловит, что облаченному в растянутый
– О, Гай! – сказал он, вскакивая. – Нет-нет! Я знаю, что вы чудовищно заняты! Мне хватит нескольких минут!
Гай, не глядя, сел. Он знал, что Некалаев успеет придвинуть стул. Причем не только ему, но и толстяку Тиллю. Тридцать шагов от лифта, пять ступенек – а Тилль уже задыхается.
– Меня удивил ваш звонок, – сказал Гай. – И глупая таинственность раздражает. С чего вы решили, что я обязательно куплю у вас то, что вы предлагаете? И, кстати, что именно?
Бодрый человек успокаивающе заулыбался и развел руками, показывая, что все ответы даст в свое время. Потом достал твердый четырехугольник визитки и постучал им по столу.
– Я… хм… всего понемножку. Посредник? Антиквар? Библиофил? Порой умирают интереснейшие люди. Писатели, художники, академики. После них остаются наследники. Чаще всего не особенно сведущие.
– С трудом в это верю, – рассеянно заметил Гай. – Они не могут не знать, на что их родственник убил целую жизнь.
Круглолицый торопливо закивал.
– Разумеется! Им известно, что библиотека деда или отца стоит немало. Вот буквально так и не более того! И почти никто не догадывается, что 95 процентов собраний сочинений в роскошных переплетах ценность имеют весьма небольшую, а дорого стоит одна какая-нибудь крошечная невзрачная книжонка. Первый малотиражный сборник Ахматовой с ее автографом, или хорошо сохранившаяся подшивочка «Сатирикона». Я покупаю десяток красивых книг, переплачивая за них втрое, а крошечную книжечку беру просто из вежливости, в общей куче всяких ненужных вещей.
– Другими словами, ваша задача найти эти пять процентов и получить их за бесценок, оставив остальное дураку-наследнику? – сопя, уточнил Тилль.
Круглое лицо его собеседника заблудилось где-то между солнцем и блином.
– Каждый бизнес имеет свои особенности. Научить им невозможно. Можно только научиться. Весной на Остоженке скончалась ветхая старушка, вдова художника-баталиста. Ее племяннице не терпелось избавиться от хлама. Она была просто счастлива, когда я купил у нее два сундука всякого старья.
– Испачканные палитры? Засохшие тюбики масла? – полюбопытствовал Гай.
Бодрый человек захохотал с преувеличенной энергией. У него была привычка завышать стоимость посредственных шуток так же, как и книг.
– Не совсем. Художник писал военные картины, а для них нужны достоверные исторические вещи. Оружие, ткани, кубки. Весь второй сундук оказался забит старинной конской сбруей. Уздечки, ремешки, стремена,
– Хочешь уздечку? – спросил Гай у Тилля.
Тилль покачал головой и толстыми пальцами стал крошить хлеб.
– Я уж и за руль редко сажусь. Старый стал, неповоротливый.
Бодрого человека эти фокусы не обманули. Раз такие значительные люди слушают тебя до сих пор, будут слушать и дальше. А потом заплатят – никуда не денутся.
– Больше всего меня заинтересовала крышка сундука. Она была подозрительно тяжелой. Я простучал ее и нашел тайник, о котором явно не знали и сами хозяева. Там лежали песочные часы в медном футляре…
Упомянув о часах, антиквар замолк и быстро взглянул на Гая.
– Весьма интересные часы. То и другое принадлежало некому первошныру Митяю Желтоглазому, – сладко добавил он.
Гай перестал чистить ногти уголком визитки и впервые посмотрел на своего собеседника внимательно.
– Что вы знаете о шнырах, Сергей Ильич? – резко спросил он.
Блиноликий осклабился и, словно дохлого кролика, погладил лежащую перед ним салфетку.
– Кое-что. Видите ли, часы были завернуты в обрывок кожи. На коже текст. Очень краткий, но я разобрался… Например, понял, что шныры едва ли мне заплатят. А вот вы – другое дело.
– Что, лично я? – усомнился Гай.
Сергей Ильич опустил глазки так застенчиво, что захотелось дать ему копеечку.
– Нет, конечно. Чтобы выйти на вас, я потратил три месяца. Несколько раз у меня мелькала мысль, что ни шныров, ни ведьмарей не существует. Столько столетий прошло. Отчаялся – и вот удача! Обнаружил в Интернете ролик со странной аномалией – огромный водный столб на Москве-реке. Кто-то заснял его на мобильник. Грандиозно! Такое могло быть сделано только шныровской закладкой, описание которой было на обратной стороне кожи. А сбросить ее могли только сами знаете на кого… кхе-кхе… Так я вышел на «Гоморру». Остальное – дело техники.
– Неплохо! – одобрил Гай. – Вижу, вы хорошо потрудились. Могу я взглянуть на часы и кожу?
Антиквар опасливо посмотрел на Тилля. Тилль мирно жевал укропчик, который свешивался у него из угла рта, как у лошадки.
– Они у меня. Нет-нет, разумеется, не с собой! Вначале договоримся о цене!
– И какой же будет цена? – полюбопытствовал Гай.
– Высокой. Сделки такого уровня бывают раз в жизни. – Круглая спина антиквара выпрямилась и отвердела. – Я попрошу три вещи, довольно обычные.
– И что же это за вещи?
– Деньги. Здоровье. И хочу всегда знать, что мне угрожает!
Мокрым пальцем Гай нарисовал на полировке кружок:
– А последнее-то зачем? С деньгами и здоровьем?
Бодрый человек дежурно пригорюнился:
– Не люблю двигаться вслепую! Да и работа у меня, сами понимаете, скользкая. Вечно встречаешься с людьми, которых не знаешь. Или все – или ничего. Вот мой девиз.
– Неслабо, – одобрил Гай. – Вы убеждены, что я способен все это вам обеспечить?