У волшебства запах корицы
Шрифт:
— Я не хочу убивать ни тебя, ни Ауда, но если ты сейчас же, сию секунду не поклянешься, что не будешь больше вредить ни мне, ни моей семье, я, видит небо, прикончу вас обоих.
В молчании прошло несколько томительных мгновений, а потом прозвучал словно разорванный в клочья, гнусавый и хлюпающий в крови голос:
— Я, Земира Эймвольт, перед небесной твердью, землею, первородным огнем и водой клянусь, что ни словом, ни делом, ни мыслями, ни бездействием не буду вредить ни тебе, ни всей твоей семье.
Она замолчала, а я оттянула ее волосы еще сильнее,
— Слуги, муж.
— Клянусь, что ни мой супруг, ни иной верный соратник не будут мстить тебе и твоим близким. Такова моя клятва крови.
После сказанных слов я отпустила девушку и отошла на несколько шагов назад.
Фир стоял на кровати, покачиваясь на шести лапах. Его изрядно штормило: видимо, приложился он знатно, но когда Земира повернулась к нам лицом, таракашка рухнул на брюхо на разъехавшихся от удивления лапах. Я же схватилась за спинку кровати: лицо той, что пыталась еще пару минут назад меня убить, было кровавым месивом.
— Вот это я понимаю, милая женская беседа, — протянул таракашка. — Попили чайку, перемыли косточки товаркам.
Земира с ненавистью смотрела на меня, в бессильной злобе сжимая и разжимая кулаки, по которым проскальзывали электрические разряды. Я впервые видела, как реально действуют слова обета в этом мире, сдерживая того, кто их дал. По спине пробежал холодок: упомяни девушка в клятве имя той, кому она ее по идее приносит — Кассандриоле, — и магия бы не сработала, потому как я — не Кесси. Хотя, с другой стороны, теперь Земира, сама того не зная, может спокойно попытаться убить дочку Глиберуса: ей-то она обетов не давала.
— Я тебя ненавижу, — прошипела бывшая противница.
— Охотно верю, — я подхватила таракашку, который шустро скрылся у меня в прическе, — но твою ненависть, в отличие от затянутой удавки на шее, я переживу. Лишь только искренне надеюсь, что наши пути больше никогда не пересекутся. — Твердо взглянула в глаза своему невольному врагу. — И чтобы ты была спокойна: я не собиралась и не собираюсь разглашать тайну причастности Ауда к смерти архимага. Мне нужно было лишь имя настоящего убийцы.
Когда я выходила из госпиталя, сестра милосердия, выполнявшая роль местной ресепсионистки, провожала меня крайне недоуменным взглядом.
Эх, чует мое сердце, пойдет сплетня о том, как подрались у кровати умирающего жена и любовница. С точки зрения стороннего наблюдателя — это самое простое объяснение тому, что с небольшим интервалом в палату мужчины сначала вошли две женщины, обе именующие себя супругами сэра Эймвольта, а потом поочередно вышли: одна растрепанная, вторая же и вовсе с расквашенным носом.
За порогом лазарета я тяжело вздохнула. Кто бы ни оказался убийцей: покойный ли Иолин или Арий, — из этого мира мне не выбраться. Потому как первого я при всем желании убить уже не смогу, ибо он уже более суток как мертв, второго — просто не хочу. В итоге же Глиберус прикончит меня.
Шла куда глаза глядят, наблюдая, как один булыжник под ногами сменяет другой. Фир, прекрасно понимавший причину моего состояния, тоже не выказывал желания скрасить променад светской беседой. Сколько времени мы так бродили — точно судить не могу но, судя по всему, изрядно. Солнце начало клониться к закату, когда меня в спину вдруг ударили. Не сильно, но, ощутимо. Я не успела развернуться, как перед носом замахала крыльями какая-то полупрозрачная птаха. Внутри этой дивной зверушки просматривались очертания письма, точнее, записки.
— Возлюбленной Ария от супруга. Лично в руки, — прочирикало создание.
— Что стоишь? Подставляй ладони. — Фир, вылезший из прически, оживился. — Это магический вестник. Еще повезло, что дракон указал в качестве получателя «возлюбленную», а не «Кесси», а то бедному вестнику пришлось бы махать крыльями до королевства людей.
Я сложила ладони лодочкой перед собой, и мне в руки тут же упал пергамент. Прозрачная птичка с чувством выполненного долга вспорхнула вверх и улетела. Развернула послание. Оно было коротким, но настолько неожиданным, что я перечитала его дважды.
«Дорогая моя, нежно любимая супруга. Прошу тебя заранее меня простить за невозможность выполнить обещание всегда быть с тобою рядом. Меня все же ждет не ссылка, а пеньковая вдова, но не из-за разгрома под Кичиером. Едва я явился к правителю, как тут же был арестован дознавателями Нериуса из-за обвинения в убийстве некоего архимага. Я клянусь, что не совершал того, что вменяют мне в вину, и надеюсь, что хотя бы ты, в отличие от следователей, которые и слышать не желают о ментальном считывании памяти или иных других проверках, поверишь в то, что я невиновен. Казнь состоится завтра на рассвете.
Я вертела в руках пергамент, задумчиво глядя на шпиль одного из зданий. Тому, что следователи не хотят дополнительных проверок, не удивилась. Дознаватели, судя по всему, собрали солидную доказательную базу, нашли козла отпущения, и если сейчас выяснится, что Арий невиновен, — искать по новой? В нашем мире, если не ошибаюсь, такое дело зовется «глухарем», и за этакий «висяк» можно лишиться квартальной премии. В этом же мире законы более суровы, и дознаватели могут лишиться головы, а она всяко дороже кошелька. Вот и идет на эшафот невиновный.
— Неужели Иолин? — я задала риторический вопрос Фиру.
Таракашка, сидевший у меня на плече, лишь развел лапы в стороны. Мне нужен был совет. Умный, данный сторонним наблюдателем. И был один эльф, который мог бы его дать. А еще присутствовало ощущение, что мы с таракашкой что-то упустили. Имя, которое всплывало несколько раз, но все как-то мимо.
— Фир, нам надо найти Эрина. И чем скорее, тем лучше.
— Тогда на почтовую станцию. Солнце еще не село. Возможно, наш ушастый знакомый недалеко и вестник сумеет быстро его отыскать. — Членистоногий напарник почуял, что дела начинают набирать стремительный оборот, и в предвкушении потер лапами. — Видишь купол с восьмилучевой звездой? Нам нужно туда: почтовые здания всегда украшает именно этот символ.