У волшебства запах корицы

Мамаева Надежда Николаевна

23 травня 9785 года по веремскому летоисчислению

— Говори тише, разбудишь, — этот голос, пробравшийся в мой сон, был определённо знаком. Арий, не иначе.

Я почувствовала, как руки, доселе бережно державшие, аккуратно опускают меня на тюфяк.

— Давай выйдем, не стоит обсуждать Кесси при ней же, хоть и спящей, — так, а это уже Эрин.

Тихий хлопок полотнища ткани заставил меня, полусонную, насторожиться. Я нехотя разлепила веки и в полной темноте беззвучно (насколько

на это способен человек спросонок) на карачках поползла к выходу.

Почему-то казалось важным узнать то, о чем будут говорить эти двое. Ткань палатки потакала этому моему желанию, с легкостью пропуская звуки и голоса извне.

— Арий, я тебя уважаю. Уважаю как друга, как бывшего сослуживца, но извини, заявляю свое право на Кассандриолу.

В ответ раздался характерный звук: плоть встретилась с плотью. Затем хрип и слова Эрина на выдохе, словно он боролся с болью:

— Знаю, заслужил. Ударь меня еще раз, если хочешь, но сам подумай, что ее с тобою ждет? Она совершенно другая, ей хочется жить и летать.

— Да, она не такая, как остальные, заметил. Или думаешь, я слепец, если молчу о ее оговорках, о ее поступках, что так нехарактерны для барышни из пансиона, о целом мешке тайн за ее плечами? Но она — моя жена, моя нареченная. И точка. Я от нее отступлюсь лишь в том случае, если Кесси сама мне об этом скажет, не иначе.

— Значит, она об этом скажет. Знаешь, хоть у драконов и есть понятие «нареченная», но у людей-то его нет. А я не привык отступать от своей цели.

— Держи. Это тебе. Расчет. Спасибо за услугу. — Голос Ария был выдержан в лучших традициях похоронного марша. Раздался звон металла. Не иначе на землю упал кошель с монетами.

— Я сейчас уйду. Мне нужно кое-что выяснить, и, увы, ответы на интересующие меня вопросы находятся за тысячу лин отсюда. А деньги, — раздался повторный звон, похоже, эльф пнул пресловутый мешок, — оставь себе. Только учти, я не прощаюсь.

Окончания этого чисто мужского диалога дожидаться не стала, проделав на четвереньках задним ходом обратный путь до тюфяка. Единственное, что сделала почти на автомате, — сняла башмак, чулок и добытый перстень. Положила артефакт под тюфяк. Обувалась уже с закрытыми глазами, а потом провалилась в сон.

* * *

Утро началось с поцелуя. Нежного, невесомого, как перышко на воде. И шепота на ухо:

— Просыпайся, май тем юра тем.

— А что это обозначает? — Я высунула любопытный нос из-под одеяла.

— А это ты узнаешь, если согласишься позавтракать со мной.

— А аванс?

— Какой аванс? — недоуменно уточнил супруг.

— Ну хотя бы как переводится первое слово?

— С такой женой я точно не пропаду, — рассмеялся дракон. — Никто не говорил, что у тебя хватка, как у настоящего торговца?

— А кто-то мне говорил, что он ни в коем разе не дипломат, но сейчас виртуозно уходит от ответа…

— Хорошо, — сдался Арий. — «Май тем» — это «моя нареченная».

— А дальше?

— После завтрака. Сегодня утром я свободен,

но, увы, скоро нужно будет идти в штаб, поэтому…

— Поняла, твоя соня уже встает. Отвернись!

На «твоя» улыбка расползлась по лицу Ария, как масляная клякса на воде: ни с чем не перепутаешь и не скроешь.

— И пропустить самое интересное? Ни за что!

— Ах, так, ну держись, — почему-то захотелось подурачиться, запустить в наглеца подушкой.

И тут мысль словно наткнулась на стоп-кадр: «подушка — вечер — кольцо Ария». Потом я сообразила глянуть под одеяло: на мне не было ничего, кроме мужской рубашки.

— Кажется, кто-то все самое интересное уже рассмотрел… — протянула я.

— И поверь, остался весьма доволен!

А у меня в этот момент ладони вспотели, и вовсе не от стыда: вовремя я успела снять кольцо. Усилием воли совладала со своим лицом, оставив на нем уже маску беззаботности: дракон не должен ничего заподозрить. Игриво повела плечом, так что слишком широкий ворот рубахи съехал набок.

— И что же больше всего понравилось моему супругу? Это? Это? Может быть, это?

По мере перечисления взору Ария предстало плечо, голень и бедро, показавшиеся из-под края одеяла.

— Ты не поверишь, но все.

Супруг все же отвернулся, дав мне возможность переодеться. А я, натягивая платье и глядя на поднос с едой, заботливо принесенный мужем, подумала, что жизнь чем-то похожа на пресловутый шведский стол. Одни берут столько, сколько могут унести, другие — сколько позволяет наглость, а иные — совесть. Вот только, как много бы ты ни брал, но с собою ничего не вынесешь. Вот и мне, как бы ни хотелось, но унести из этого мира я не смогу ничего.

Палатка была залита солнечным светом, Арий беззаботно улыбался, и я решила для себя, что из этой реальности возьму хотя бы воспоминания. Вот эти. Поэтому стоит здесь и сейчас наслаждаться каждым коротким мигом счастья, не думая, что завтра будет лучше. Не будет. Потому как это самое пресловутое счастье — в каждой секунде, в каждом вздохе, в том, кто рядом. Во всех красках и полутонах чувств: любви, радости, боли, ненависти. А если жить лишь ожиданием, что вот-вот, еще чуть-чуть, и за горизонтом появится оно, дарёное фортуной, никогда не будешь счастлив. Никогда.

Так остро жить, как в эти мгновения, мне не хотелось никогда. Даже когда летела из чертова окна на февральский снег в канун Дня святого Валентина.

— Обещай, что этот день, это утро останется у тебя в памяти. — Я подошла к Арию со спины и обняла его.

— У нас еще впереди много…

— Просто обещай, и ничего больше.

— Обещаю.

Наш завтрак получился с настроением ранней осени, когда лучи солнца играют в золотистой листве, заставляя ее, еще не опавшую с деревьев, шуршать и перешептываться. Разговор о мелочах и шутки. Попытка Ария измазать мой нос джемом (блинчики, оказывается, могут быть весьма коварны в ловких мужских руках) и мое неистребимое желание смеяться незнамо чему, видя на лице мужа ответную улыбку.