У врат царства
Шрифт:
Элина. Да?
Бондесен. Но иногда вы как будто о чем-то задумываетесь и тогда странно оглядываете всю комнату. Не знаю, куда вы смотрите тогда.
Элина (крайне заинтересованная). чтО же дальше?
Бондесен. У вас вот расплачетесь.
Элина (некoтopoe время сидит неподвижно, потом взволнованно встает и отходить).
Говинд (к Йервену). Ты устал, Карстен.
Йервен (отрицательно качает головой).
Говинд. Почему
Йервен (качает головой).
Карено (обнимая жену). О чем ты вдруг замечталась, Элина?
Элина (коротко). Ни о чем. (Возвращается к Бондесену; пере-силивая себя.) Вы больше не должны так говорить. Я там стояла и до слез хохотала над вашими словами.
Бондесен. Жаль, что не здесь.
Элина. Почему?
Бондесен. Я бы тогда увидел паши белые зубы.
Элина (улыбаясь). Вы находите, что у меня белые зубы?
Йервен. Я знаю, Карено, чтС ты задумал. Ты хочешь отозвать в сторону Бондесена и спросить, чтО со мной сего-дня? Не выпил ли я немного?
Карено (остановившись). Нет, я не…
Йервен. Я ничего не пил. Я взволнован.
Карено. Но, дорогой мой, никто и не думает, что ты пьян.
Йервен (улыбаясь). Конечно, нет. Разумеется. Давай, ста-рый дружище, потолкуем. Или тебе, кажется, вовсе не хо-чется со мной говорить?
Карено (подходить к нему, смеется). Мне не хочется? Послу-шайте, господин Бондесен, не выпил ли он чего-нибудь в самом деле?
Йервен. Ни капли. Но, видишь, я так неизмеримо рад. Так необыкновенно весел.
Карено. Собственно, я этого не вижу. Хотя у тебя и нет причин горевать.
Йервен. Конечно, нет. Впрочем, не будем об этом говорить. Профессор Гюллинг не пробовал вчера совратить тебя с пути истины?
Карено. Он давал мне добрые советы. Несколько доб-рых советов — как он выражается.
Йервен. Да, я знаю добрые советы профессора Гюллинга. Если он является с этим, то только затем, чтобы поколебать в другом какое-нибудь благое намерение. Это ведь ясно.
Карено. Слышишь, Элина? Йервен тоже так думает.
Йервен (возбужденно). Подумать только, что этого субъекта произвели в гении. Он копается во всевозможных полезных книжках и говорит: «Смотрите, вот это замечательно. 3десь можно поучиться уму-разуму». И когда кончает с одной книгой, говорить: «Дайте мне следующую, из которой я мог бы набраться еще немного ума». И читает следующую. Hет, гений — это не прилежание. Гений — это искра, это — Бог!
Говинд (сияя). Слышите, как он говорит! Искра, Бог!
Бондесен. Ты несправедлив к профессору Гюллингу. У него и за границей большое имя.
Йервен. Да, конечно. Т.
– е. большого имени у него нет. (Смотрит на Бондесена.) Да ни черта ты в этом не пони-маешь.
Элина (качает
Бондесен. Я не согласен с ним в его взглядах, — разумеется, на политику, но мне часто приходится упоминать о нем в газете. Например, когда он женился вторично, я тотчас же сообщил о месте и времени его бракосочета-ния. И что же? Когда новобрачные выходили из магистрата, их и приветствовала довольно большая толпа народу. О, профессор Гюллинг, конечно, заслужил это.
Йервен (смотрит на Карено, улыбаясь). Он говорить вполне серьезно. Я в этом уверен.
Элина (к Бондесену). Это было очень любезно с вашей сто-роны. Его, действительно, все ждали и приветствовали?
Бондесен. Да. Профессора Гюллинга все знают.
Йервен. Ты прав, Бондесен. Если б о нем своевременно не заговорили газеты, он остался бы в неизвестности. Но явились услужливые люди, явился ты, вы писали о нем заметки, упоминали о нем, раздували, рекламировали его, пустили в ход, — и вот он гений!
Бондесен. Я нахожу, что всеобщее уважение, которым пользуется профессор Гюллинг, могло бы заставить тебя отнестись скептически к твоему собственному мнению.
Йервен. Напротив. Это и внушает мне недоверие к его мнениям.
Карено (утвердительно кивает головой).
Бондесен. Странно.
Элина. Да, странно.
Йервен. До тех пор, пока талантливый человек высоко держит голову и не сгибает спины, его либо замалчивают, либо нападают на него. Разумеется, если он что-нибудь собой представляет. Но как только он начинает сдаваться, опускает голову и признает себя побежденным, тотчас же отношение общества меняется; печать становится доброжелательной, сочувственной, все благородно стараются защитить его, в нем находят заслуги. Так создается всеобщее уважение.
Говинд (увлеченная). Как он пpeкpaснo говорит! (Идет к письменному столу и становится возле Kаpeно.)
Бондесен. Смешно, что я должен здесь защищать человека, который даже не принадлежит к моей партии.
Элина. Это очень благородно с вашей стороны.
Йервен. Сделай милость, возьми другого старого профес-сора. Если только такой найдется в правом лагере.
Бондесен (к Элине). Он уверен, что это остроумно.
Йервен. Возьми их всех, если хочешь. Все профессора — самые допотопные люди. Стоит им заметить, что кто-нибудь из молодых стремится к чему-то другому и что он одарен благородным упрямством настолько, что может добиться своего, — они тут как тут. Сначала идут добрые советы, потом — игнорирование, потом — противодействие, и наконец применяется сила. Берегись, Карено; ты рассердил одного из почтенных холопов.
Карено. Я очень те6е благодарен, Йервен. Ты как будто подслушал мои собственные мысли. (Подает ему руку.) Давно я не имел такой поддержки.