У врат преисподней ветрено…
Шрифт:
"Очевидно, кому-то в высших эшелонах власти, — говорил комментатор, — не нравится Огненный Шут. Возможно, потому, что он привнес немного жизни в наше серое существование.
Эта программа отрицает тоталитарные методы городского Совета и заявляет тем людям, что будет противостоять всем их дальнейшим посягательствам на наши свободы!"
Изображение потускнело, а затем начался новый сюжет: корреспондент лазервидения беседовал с каким-то угрюмым гражданином.
Корреспондент: «Это господин Лэйджос, едва избежавший несправедливого ареста во время
Лэйджос: «Я подвергся зверскому нападению двоих полицейских.»
Лэйджос стоял, бессмысленно уставясь в объектив, и репортеру приходилось его подгонять.
Корреспондент: «Вы получили увечья, господин Лэйджос?»
Лэйджос: «Я получил незначительные увечья, и, если бы меня вовремя не выручили, то серьезно пострадали бы моя голова и туловище.»
На голове Лэйджоса странным образом не замечалось никаких следов увечий.
Корреспондент: «Полиция как-то объяснила вам причину своего нападения?»
Лэйджос: «Нет. Я мирно выражал свои требования, когда на меня внезапно напали. Я вынужден был защищаться…»
Корреспондент: «Разумеется, разумеется. Благодарю вас, господин Лэйджос.»
Передача продолжалась из студии. Какой-то репортер склонился к объективу:
«Это — победа мисс Картис и ее сторонников, друзья мои. Совет не станет беспокоить Огненного Шута, пока мы будем бдительны, во всяком случае потому, что несколько минут назад Совет заявил, что…»
Картинка исчезла, и на ее месте появилось лицо Карсона. Приходилось мириться с этим единственным неудобством сочетания средства связи и средства развлечения в одном лазервид-блоке.
— Извини, если помешал, Алан. Слышал новости?
— Насчет меня? Или насчет Совета?
— Насчет Совета — они пошли на попятный. В конце концов они решили не закрывать тех уровней. Может, теперь удастся продолжить работу. Ты не мог бы поскорее прийти на работу?
Алан кивнул и отложил газету.
— Сейчас иду, — сказал он и выключил приемник.
Став на быструю полосу, понесшую его к лифтам, он размышлял о том, каким образом преподносился бунт. Он не сомневался, что полиция старалась воздерживаться от насилия. Тем не менее, ближе к концу, она могла потерять терпение. Теперь, чтобы попасть в ряды полиции, требовались высокий интеллект и прекрасное образование; современные полицейские совсем не напоминали давешних ни на что больше не годных типов. И все же, если одна сторона не обращала внимания на установленные закон и порядок, так же поступала другая. Насилие склонно порождать насилие.
«Насилие, — думал он, — это самовоспроизводящееся чудовище. Чем больше ему позволяешь, тем больше оно растет.»
Если он в том и сомневался, то скоро ему предстояло ощутить это на себе.
Две мускулистые руки звучно ударили его с обеих сторон по лицу. Он потерял равновесие, упал навзничь и даже чуть проехался спиной. Двое незнакомцев бросились к нему и рывком стащили на медленную полосу.
— Вставай, — сказал один из них.
Ничего не понимая, но ко всему готовый, Алан медленно поднялся. Он всмотрелся в высокого, узколицего мужчину и его более упитанного товарища со злым взглядом. На обоих были комбинезоны инженеров.
— Зачем вы это сделали? — спросил Алан.
— Ты — Алан Пауйс, да?
— Да. Что вам нужно?
— Ты — тот человек, который напал вчера на Хэлен Картис.
— Я этого не делал.
— Ты врешь, — человек дал ему оплеуху. По лицу Алана разлилась жгучая боль. — Нам не нравятся наймиты Совета, которые кидаются на женщин!
— Я ни на кого не кидался! — Алан, отчаявшись, приготовился защищаться.
Толстый ударил его в грудь, правда, несильно.
Проносившиеся мимо на быстрой полосе люди делали вид, будто ничего не замечают.
Алан ударил толстого кулаком по лицу, а тощего — ногой по голени.
Ни тот, ни другой этого не ожидали. Алан и сам удивился своей храбрости. Он действовал помимо воли. Его тоже поразила собственная вспышка насилия.
Теперь оба тузили его, а он беспорядочно бил в ответ. От удара в живот у него перехватило дыхание, от удара в лицо закружилась голова. Он бил все более вяло, и лишь защищался как мог.
Потом все кончилось.
Чей-то голос крикнул:
— Прекратите!
Тяжело дыша, Алан поднял взгляд и увидел слегка пристыженное лицо Тристана Б'Ула.
А еще он заметил у всех троих одинаковый значок: маленькое металлическое Солнце.
Тонколицый сказал:
— Это Пауйс — тот человек, который хотел закрыть нижние уровни. Тот, кто вчера вечером напал на мисс Картис.
— Не болтай чепухи, — сердито сказал Б'Ула. — Он не хотел закрыть те уровни; ему приказывал Совет. Я его знаю, и что он нападал на Хэлен Картис, тоже не верится.
Б'Ула подошел ближе.
— Здравствуй, Тристан, — мучительно выговорил Алан. — Ты занялся кое-чем новеньким, да?
— Это неважно. Вот ты что делал вчера вечером?
Когда Б'Ула приблизился, те двое отошли назад.
— Я спорил с Хэлен, говорил ей, что она ведет себя глупо. Совсем как ты. Никто из вас не ведает, что творит!
— Сегодня утром тобой полна вся пресса. На твоем месте я бы не появлялся в людных местах. — Он обернулся к двоим инженерам. — Шли бы вы. Ведете себя не лучше обычных хулиганов. Вы слишком много внимания уделяете тому, что болтают в газетах.
Алан попытался улыбнуться.
— Горшок над котлом смеется, а оба черны. Ты же это затеял, Трис. Подумал бы, прежде чем раззванивать новости.
— А ты чертовски неблагодарен, — сказал Б'Ула. — Я только что спас тебя от хорошей трепки. Я сделал то, что нужно. Я не собирался допустить, чтобы выпихнули Огненного Шута.
— Так вы ему можете навредить еще больше, — сказал Алан.
Б'Ула скривился и ушел вместе с двумя инженерами. Алан огляделся в поисках своего портфеля, но не смог его найти. Он снова перешел на быструю полосу, добрался на лифте до Вершины, но там пошел не в городскую администрацию. В лифте он услышал разговор двух человек. В Солнечном доме собирались провести слушания по поводу вчерашних беспорядков.