У врат преисподней ветрено…
Шрифт:
— Это ставит под сомнение слезы Огненного Шута о том, будто «искусственная жизнь» вызывает появление «искусственных» людей и идей. Сегодня утром люди битком набиты человеческим естеством. Они так же кликушествуют и жаждут крови, как и всегда.
— Массовый психоз и тому подобное.
Карсон изучающе уставился на ноготь своего большого пальца. Ноготь был грязный. Как бы он их ни чистил, его ногти опять становились грязными в несколько мгновений.
К середине дня Карсон и Алан в полнейшем недоумении таращились друг на друга. По крайней мере еще двести человек не вернулись после
Беспокоило еще, что они не могли связаться с городским Советом. Там постоянно было занято. Очевидно, некоторые люди решили разузнать в городском Совете об одном известном деле.
— Думаю, нам лучше тихонечко разойтись по домам, — сказал Карсон, озабоченно пытаясь шутить. — Я оставлю дежурную бригаду, а остальных отпущу. Так или иначе, они и сами скоро разойдутся.
Радуясь такому решению по своим причинам, Алан не возражал.
Он вернулся домой и переоделся в тот самый неопределенного вида костюм, который одевал раньше. Добрался он до квартиры с трудом: в коридорах было полно народу. Всюду слышались сердитые, возбужденные разговоры. Порядок уступил место кликушескому беспорядку, и Алана слегка пугало, что обычные люди поступают, как ему казалось, отказываясь от лучшего в себе.
В коридоре его стиснула и понесла к лифтам людская река; пришлось ждать почти четверть часа, а нетерпение толпы все росло. Чтобы забрать их всех сразу, просто недоставало лифтов.
Вниз, вниз, вниз. На девятом уровне они закружились вниз по эскалаторам и трапам; теперь Алан не смог бы повернуть обратно, если б даже хотел.
Дым факелов первого уровня, запах пота, витавшее в воздухе напряжение, громовое улюлюканье толпы навалились на все его чувства и грозили затуманить рассудок, когда толпа влилась в громадную пещеру, которая, как он знал, однажды, когда Сити еще только собирались строить, была частью подземного аэродрома.
И он наконец увидел Огненного Шута, стоявшего на высокой колонне, служившей ему трибуной, и, казалось, удерживавшего свое грузное тело на этом помосте в неустойчивом равновесии.
Над ним Алан увидел шипящую громаду рукотворного солнца. Он припомнил, что слышал о нем. Огненный Шут его сделал — или велел сделать — и как-то им управлял.
— Что это? Что это? — кричал Огненный Шут. — Почему вас так много? Неужто весь мир внезапно увидел порочность путей своих?
Со всех сторон послышались утвердительные крики; толпа самонадеянно отвечала за остальные миллионы жителей планеты.
Огненный Шут засмеялся, его большое тело шаталось на помосте.
Все новые и новые тысячи людей набивались в пещеру, грозя раздавить уже стоявших в середине. Алан обнаружил, что его несет к помосту, а над ними меж тем проносился раскатистый смех Огненного Шута.
— Все! — внезапно крикнул Огненный Шут. — Корсо, скажи им, что сюда входить нельзя… Скажи, чтобы приходили позже. Мы задохнемся!
Казалось, Огненный Шут сбит с толку размером толпы, может быть, смущен собственной силой.
«А его ли это сила? — хотел знать Алан. — Не отождествляла ли толпа его с чем-то еще, какой-то своей глубинной нуждой, нашедшей выражение в Шуте?»
Но предполагать не имело смысла. Факт оставался
Толпа начала скандировать:
— Огненный Шут! Огненный Шут! Огненный Шут! Говори нам!
— Как должен погибнуть мир?
— В пламени! В пламени!
— Как должен он возродиться?
— В пламени!
— И огонь этот будет огнем духа человеческого! — проревел Огненный Шут. — Огонь в его мозгу и в его животе. Слишком долго жил мир на искусственной пище. Питался переработанными продуктами, не имеющими отношения к действительности словами, витающими в пустоте идеями. Мы теряем наше первородство! У нашего наследия нет наследника.
Он примолк, а толпа колыхалась, как могучая, неугомонная морская волна. Потом он продолжил:
— Я — ваш феникс, омытый пламенем жизни! Я — ваше спасение! Смотрите: вот — огонь над нами. — Он воздел выкрашенную в оранжевый цвет руку к шипевшему под потолком пещеры шару. — Смотрите: вот огонь вокруг нас. — Он показал на факелы. — Но эти огни — только посланцы настоящего пламени, невидимого пламени, существующего внутри нас, и Матери Жизни, что мчится по небу над нами — Солнца!
— Солнца! — пронзительно закричала толпа.
— Да, Солнца! Миллиарды лет назад планета наша сотворена была из солнечного вещества. Солнце взрастило жизнь, и в конце концов дало жизнь нашим самым давним предкам. С тех пор оно воспитывало нас. Но чтит ли современный человек свою мать?
— Нет! Нет!
— Нет! Наши предки тысячелетиями поклонялись Солнцу! Почему? Потому что они признавали Солнце Матерью Жизни. Без Солнца человек никогда бы не родился на Земле! Сама Земля не смогла бы появиться!
Кто-то из стоявших, видимо, поднаторевшие в таких собраниях, закричали:
— Пламя есть Жизнь!
— Да, — проревел Огненный Шут. — Пламя есть Жизнь. А многие ли из вас когда-нибудь видели Солнце? Многих ли согревали его лучи, не замутненные стеклами? Многие ли видели открытый огонь?
Каждый вопрос встречали нечленораздельные вопли.
Алану приходилось бороться с заразительным кликушеством толпы. Хотя многие обитатели города действительно никогда не бывали снаружи, они лучше и полнее жили внутри его стен. И никто не запрещал им проводить отпуска за его пределами. Их удерживало не Государство, а своего рода агорафобия. В любом случае они пользовались дарами Солнца опосредованно — город снабжали энергией огромные солнечные батареи.
Словно прочтя эти невысказанные мысли, Огненный Шут продолжил:
— Мы злоупотребляем Солнцем. Мы извращаем материю жизни и меняем ее на материю смерти! Мы используем Солнце, чтобы снабжать энергией наши машины и оставаться живыми в пластиковых, металлических и бетонных гробах. Мы используем Солнце, толкая наши космические корабли к планетам — планетам, где мы вынуждены жить в полностью искусственных условиях, или планетам, которые перекраиваем и меняем их природный облик на подобный Земле. Это неверно! Кто мы такие, чтоб менять естественный порядок? Мы буквально играем с огнем — и этот огонь скоро обернется и испепелит нас!