У всякого народа есть родина, но только у нас - Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы

Тишков В. А.

Второй важной формой самоопределения концепции подчеркивает экстерриториальную автономию. Ее субъектом могут быть любые народы и этнокультурные общины независимо от территории расселения. Это, прежде всего, право на отправление разнообразных запросов граждан, которые возникают на основе их этнокультурной принадлежности и самосознания. Концепция трактует национально-культурную автономию гораздо шире, чем ее фольклорно-этнографический вариант. Предусматривается (помимо образовательно-культурной деятельности любого уровня) право на особые формы политического представительства (пока в Ассамблее народов России как общественно-государственной палате) и законодательную инициативу. В чем-то эта форма самоопределения даже перспективнее и мощнее территориальной.

В концепции последовательно проводится принцип гражданского равноправия и равных прав народов. Во-первых, все народы России определяются как государствообразующие, хотя отмечается историческая роль

русского народа и определяющее значение русского языка и культуры для населения всей страны. Именно через эту культурную систему граждане России независимо от этнической принадлежности способны в полной мере реализовать свои социальные возможности и политические права. Концепция тем самым не ориентируется на культурный и политический изоляционизм, как тормозящий фактор модернизации.

Во-вторых, концепция ставит ограничители для местных этнократий и нарушений прав человека на основе этнической дискриминации.

Наконец, концепция, чтобы избежать градации граждан на разно-статусные категории по этническому признаку, крайне ограничено использует понятие «меньшинства». Это не для того, чтобы обойти проблему мирового значения, зафиксированную в ряде международных деклараций. Международное понятие «меньшинства» – это все численно не доминирующие в государстве группы, то есть, строго говоря, к ним должны быть отнесены все нерусские народы. Для них международно-правовыми документами предусматриваются разнообразные права, но они никак не идут дальше культурно-образовательных и антидискриминационных. Едва ли резонно зачислять в категорию меньшинств чувашей, татар, якутов, осетин и другие народы, имеющие территориальную автономию и мощные культурные институты. А если оставить в этой категории только всех других (без «своей» государственности), то получается абсурд. Для коренных малочисленных народов (главным образом, народов Севера), которые проживают в особых экологических средах и сохраняют традиционное хозяйство, необходимы другие подходы. Концепция приводит их в соответствие с международными требованиями. В итоге среди претендентов на статус «меньшинства» остаются главным образом представители диаспор крупных народов (украинцы, армяне, азербайджанцы и другие), а также дисперсно-расселенные народы (евреи, греки, корейцы и другие), которые находятся далеко не в приниженном положении. А ведь именно в приниженном статусе и необходимости особой защиты заключается суть доктрины меньшинств. К тому же в стране сохраняется традиция негативного восприятия категории «нацмен», и не хотелось бы ее возрождать ради соответствия международному словарю.

От того, с каким исходным инструментарием работает экспертиза, зависит корректность последующих политических действий. Неадекватная научная доктрина, перейдя в сферу практики, может вызвать к жизни явления, называемые «ложной этничностью».

Итак, с 1996 г. в Российской Федерации существует официальная концепция государственной национальной политики. При всей важности обозначенных ею ориентиров наивно полагать, что реальный политический ориентир должен испытать жесткое ее «направляющее» воздействие. Остается один, довольно большой вопрос: чем должна быть достроена концепция?

Самое важное из всего комплекса межэтнических проблем – обеспечить предотвращение конфликтов, ибо они делают уже особенно бессмысленной, запаздывающей и в чем-то даже лицемерной разработку программных стратегий. К тому же прессинг открытого конфликта заставляет политиков не думать и действовать в категориях лет и десятилетий, а вести счет неделями, днями или даже часами, работая на ближайший результат. В этой ситуации о некоей общей идеологии и стратегии говорить вообще не приходится: Поэтому в нынешней ситуации не меньшее значение имеют стратегии среднего и низшего уровня, а также техника претворения в жизнь идеологических договоренностей или законов. Если последние провозглашают равенство всех граждан, а также равноправие народов в едином государстве, тогда встает один кардинальный для конкретной политики вопрос: есть ли смысл в ситуации, когда советское государство и без того десятилетиями насаждало и конструировало жесткие этнические границы и во многом строило на этом управление страной, включая как этнические репрессии, так и этнический фаворитизм, продолжать стратегию этнополитического партикуляризма и фиксирования социальных группировок данного типа в ущерб не менее важным усилиям по утверждению общегражданской лояльности, а значит, и общероссийской общности или нации?

Как известно, государства существуют не по причине писаных конституций, охраняемых границ и международного признания. Они есть тогда, когда наличествует не только представление об этом государстве, но и лояльность ему со стороны граждан [10] . Точно так же известно, что общества различаются не степенью культурного многообразия, а тем, какое имеется значение этим различиям. Вопрос о регулировании межэтнических отношений в странах бывшего

СССР не может рассматриваться вне важной цели формирования общероссийской, общеукраинской, общемолдавской или общеказахстанской идентичности. Именно по этой причине, будучи последовательным сторонником политики культурного многообразия и плюрализма, автор настоящей статьи высказывает определенные предпочтения в пользу более важного в данный момент интеграционистского подхода. Дело в том, что смертоносные конфликты сегодня возможны не только внутри полиэтничных обществ, но и между полиэтничными обществами-государствами. Да и внутренние конфликты в постсоветских государствах происходят не от напряженного состояния этносов, а от слабости и расколотости гражданских общностей.

10

О господствующей идее государства в период территориальных трансформаций см.: Lustick J. Unsettled States, Disputed Lands: Britain and Ireland, France and Algeria, Israel and the West Bank-Gaza. Sthaca; N.Y.; L., 1933.

Этим вопросом не снимается проблема обеспечения и поддержки различных этнических культур и прав народов. Дилемма в том, что оба эти вопроса взаимосвязаны, и нужно найти баланс между интегративностью и групповой отличительностью. Какие здесь главные проблемы?

Прежде всего, это вопрос о государственном устройстве. Федерализм является наиболее адекватной формой организационной структуры полиэтничных государств. Россия в этом плане демонстрирует наиболее последовательную позицию, оставаясь пока единственной из 15 государств Федерацией.

Но проблема федерализма в России – это теперь преимущественно повседневная практика. «Этнический федерализм», что примерно равнозначно употребляемому понятию «этнотерриториальная автономия», реально существует. Он базируется на том, что население определенной автономии представляет собой гомогенную этническую общность или хотя бы значимое большинство данного населения. В этом случае как общефедеральная, так и внутрифедеральная государственность не приходят в противоречие с этническим фактором, то есть с этнокультурным составом населения. Но это требует совершенно особой концепции гражданственности.

Ситуация осложняется тем, что российские республики являются полиэтничными, в большинстве из них титульная группа составляет этническое меньшинство или же имеются две или несколько титульных групп. Границы республик в свое время оформлялись с учетом не только состава населения, но и экономических и политических факторов, главным образом в пользу этих республик, учитывая политическую установку на ликвидацию отсталости «национальных окраин». Процесс демократизации выявил доктринальные тупики прошлой политики. Современное политическое творчество находит новые, более демократические формулы. Идет поиск разрешения этих противоречий. Республики (как население, так и политические элиты) предпочли сохранить свой главный капитал – территории с их ресурсными возможностями. Ни одна из титульных этнических групп не выступила с проектом сокращения территорий для приведения их к этнической гомогенности. Почти во всех декларациях о суверенитете и в конституциях республик была найдена примерно одинаковая формула: основой государственности и источником суверенитета и власти в республиках является проживающий в ней народ [11] .

11

Анализ текстов деклараций о суверенитете, принятых в российских республиках в 1990–1992 гг., см.: Тишков В. А. Федерализм в национальном и многонациональном го-сударстве // Межнациональные отношения в России и СНГ: Семинар Московского Центра Карнеги. Доклады 1994–1995 гг. / Ред. Г. Бордюгов, П. Гобл. М., 1995. – Вып. 2. – С. 157–173.

Эта формула позволяет развивать общедемократические формы управления у республик, хотя явление узурпации власти в республиках в пользу одной из этнических групп имеет место, что составляет один из наиболее конфликтогенных факторов в жизни современной России. Возможности для сохранения межэтнического баланса, в том числе в сфере распределения власти, в республиках сохраняются. Их конституционные основы и накапливающийся неформальный опыт достижения согласия позволяют это сделать.

Существует также другой кардинальный вопрос, вернее, дилемма этнического федерализма: как в условиях рынка и демократии (то есть этническая принадлежность не может быть причиной, как дискриминации, так и особых преференций) все же обеспечить отличительный этнокультурный профиль государственных автономных образований (часто при демографическом меньшинстве титульной группы) без изменения их территориальных границ? Этот профиль («национальный облик») республик является важнейшим (символическим, реальным) фактором сохранения групповой целостности не доминирующих в стране культур.