У. Е. Откровенный роман…
Шрифт:
Он приехал на двух черных «мерседесах» – «шестисотом» и внедорожнике. «Шестисотый» был, конечно, бронированным. Не обращая внимания на пешеходов, оба «мерса» въехали на тротуар и подкатили к моему подъезду. Один из телохранителей выскочил из внедорожника, открыл трехпудовую заднюю дверь «шестисотого». В машине, на кожаном сиденье – нога на ногу, в стильных туфлях из крокодильей кожи и в прекрасном светлом костюме цвета сливочного мороженого – сидел рыжий Банников. Его лицо сияло благополучием и самоуверенностью покорителя жизни.
– Садись, – жестом поманил он меня в машину.
Я сел, телохранитель закрыл за мной дверь.
– Где она? Куда едем? – спросил Рыжий.
– Сначала деньги, – сказал я.
Он изумился:
– Ты мне не доверяешь?
– Я хотел бы деньги…
Он усмехнулся:
– Но я не вижу Полину.
– Сначала деньги, – упрямо повторил я.
Он нахмурился:
– Ладно! – И, достав из кармана конверт, бросил мне на колени, сказал с сарказмом: – Открой, пересчитай!
Я открыл, но пересчитывать не стал, конечно. Положил деньги в карман и взялся за дверную ручку.
– Куда ты? – изумился Рыжий, и я услышал, как клацнули, запираясь, все двери машины.
Теперь усмехнулся я:
– Пойдем. Ты же хочешь Полину. Она у меня в квартире, десятый этаж.
Процедура выхода Рыжего из машины потрясла даже меня. Сначала Рыжий сказал начальнику своей охраны, который сидел на переднем сиденье рядом с водителем:
– Мне придется подняться с ним на десятый этаж.
– Какая квартира? – спросил тот у меня.
Я назвал.
Начальник охраны взял переговорник «воки-токи» и сказал в него:
– Я шестой. Подниметесь с господином Чернобыльским на десятый этаж, проверите квартиру 119. Как понял? Прием.
Команда, сидевшая во внедорожнике, ответила, что приказ поняла, после чего из него вышли три охранника – все не то из американской «Дельты», не то из нашей «Кобры», – окружили меня и вошли со мной в подъезд. Двое тут же, не дожидаясь лифта, со скоростью суперменов побежали по лестнице вверх, а третий сел со мной в лифт и нажал кнопку девятого этажа.
– Десятый, – сказал я.
– Я понял, – сказал охранник.
На девятом этаже мы вышли, охранник крикнул вверх:
– Чисто?
Оказалось, что двое суперменов уже были там, один из них отозвался:
– Десятый чистый…
И спустя секунду уже другой голос крикнул еще выше:
– Одиннадцатый чистый!
– Пошли в квартиру, – сказал мне мой сопровождающий. И процедура повторилась: один из суперменов остался на площадке у лестницы и лифта, а двое других вошли со мной в квартиру, рыскнули по всем комнатам, заглянули даже под кровать и в шкаф. Полина, стоя у окна, изумленно смотрела на них, она приготовилась встретить Рыжего, а вместо этого…
– Сейчас, – сказал я ей. – Это его охрана.
Пройдя по комнатам, старший – тот, который поднимался со мной в лифте, – отодвинул Полину от окна, выглянул и в него, убедился, наверное, что на крыше напротив нет снайперов, и сказал в «воки-токи»:
– Я седьмой. Все чисто. Можно подниматься. Прием.
Затем один супермен занял пост у двери квартиры, второй – у лифта на лестничной площадке, а третий уехал в кабине вниз за Рыжим.
Только после всех этих предосторожностей Банников – в сопровождении начальника своей охраны и еще двух телохранителей – поднялся в мою квартиру.
И я пожалел, что до сих пор не встретился ни с кем из своих приятелей с Петровки и не выяснил подробности покушения на Кожлаева, когда Рыжий был начальником его охраны. Наверняка при выходе Кожлаева из «Планеты „Голливуд“» таких предосторожностей не было.
– Выйди на кухню, мне нужно поговорить с ней наедине, – сказал мне Рыжий, садясь на стул, который подставил ему охранник.
Я посмотрел Полине в глаза и вышел из гостиной на кухню. Охранник вышел за мной и плотно закрыл за собой дверь. Рыжий и Полина остались одни, и мне оставалось только гадать, как она справится с этим испытанием. Хотя я потратил полночи, готовя ее к этому. Честно говоря, то была очень странная ночь. Хотите – верьте, хотите – нет: мы лежали с ней в одной постели, но теперь, после своего фиаско прошлой ночью, я не чувствовал к Полине никакого вожделения. Или на меня так подействовали эти босые дети, которых Полина и ей подобные сбрасывают в детдома, словно отбросы?
Но дело есть дело или, как теперь говорят, бизнес есть бизнес.
Заложив руки за голову и глядя в темный потолок, я старался быть предельно деликатным, я говорил:
– Пойми, этот город живет только погоней за деньгами. Нет ничего другого – ни дружбы, ни любви, ни отдыха, ни даже секса. Да, дорогая, я говорю как эксперт, как ветеран Управления по борьбе с экономической преступностью: нет ни одной, даже самой малой зоны, угла, закутка, где все, что делают и чувствуют эти люди, они бы не пересчитывали на у.е. Женщины продают себя на улицах, в клубах и казино, а мужчины… Мужчины – это еще большие проститутки, они продают даже мужскую дружбу. Причем на каждом шагу – на каждом! Этот Рыжий был лучшим другом Кожлаева, но я не удивлюсь, если узнаю, что именно он заказал его. И я прекрасно понимаю, как тебе отвратительно, несносно его увидеть. Но пойми: он найдет тебя – так или иначе. С моей помощью или без нее, он все равно выйдет на тебя рано или поздно. Так почему бы нам вдвоем не заработать на этом? Тем паче что сына твоего он все равно уже не достанет, ребенок в Америке! Скажешь ему правду, только и всего. И я честно разделю с тобой свой гонорар. А семь штук за десять минут не зарабатывает, наверное, даже Анна Курникова. Ну, договорились?
– Не знаю…
– Что значит «не знаю»? Рыжему нужно знать только две вещи: это его сын или Кожлаева и где ребенок? Скажешь ему все как есть, и он отвяжется. Вот увидишь!
– А если нет?
– Что значит «нет»? Если есть только пятьдесят шансов из ста, что это ребенок Кожлаева, неужели он попрется за ним в США? И что он сможет там сделать? Похитить ребенка из Америки, когда весь Интерпол будет поднят на ноги? Это же абсурд!
– Вы думаете, он его не тронет?
– Конечно, нет! Свой гонорар я потребую авансом, и ты получишь ровно половину за вычетом моих расходов. Тебе нужны семь тысяч долларов?
Она молчала.
– Договорились? – настаивал я.
– Д-да…
После этого я потратил еще час, репетируя с ней все варианты ее диалога с Рыжим, а затем встал с ее постели и направился в свою комнату.
Она повернулась на бок и сказала мне вслед:
– Подождите…
Я остановился и посмотрел на нее.
– А это… – сказала она негромко. – А там не было его фотографии?
– Чьей фотографии? – спросил я безжалостно, хотя сразу понял, кого она имела в виду.
– Ва… Ваниной… – произнесла она еле слышно.