УАЗДАО или ДАО, выраженное руками
Шрифт:
Все работники Валидола оказались небольшого росточка, я со своими средними метр восемьдесят смотрелся среди них, как пятиклассник в детском саду. Не пигмеи или бушмены, не карлики и не лилипуты – но мелкий, щуплый народец. Все черноволосые, все без бороды или усов, все с тем неуловимым, но очевидным между собою сходством – диаспора, как есть, хотя черты лица, скорее, европеоидные и кожа светлая – там, где не измазана в отработке. Если по одному взять, затеряется на улице, внимание не привлечёт – мало ли малорослых людей, – а собрать вместе, так и не перепутаешь – другой народ, не русский. Да и работают как-то не по-нашему – никто не шляется, не перекуривает, не филонит и не отдыхает. Так и мелькают руками, только инструменты звякают. И даже провожая меня глазами до спрятавшейся в глубине сооружения лесенки в каморку Валидола, никто из них не отвлёкся и инструмента не опустил. Хотя смотрели
Металлическая сварная лестница вывела на второй ярус, где небольшая каморка-бытовка имела обращённое на Гаражище окно. Вид специфический, но не лишённый некоторого даже величия – с этой точки панорама разномастных крыш казалась бесконечной, уходящей куда-то за горизонт. Вполне можно было представить, что это полотно так и идёт вдаль, нигде не заканчиваясь. Мир Гаражища. Валидол отмывал под рукомойником измазанные в масле руки, пользуясь для этого советской ядрёной щелочной дрянью – ну, этой, знаете, белой пастой в пластиковых банках цвета говна. Где только и нашёл такой раритет! Отмывает-то она всё на раз, спору нет, но при этом такая едкая, что ей можно травить стекло. Малейшая царапина на коже об этом немедля напомнит.
Я тем временем осмотрелся. В каморочке помещался продавленный диван, три кухонного образца табурета, такой же, из крытого пластиком ДСП, стол, колхозного вида рукомойник с ведром и тумбочка с дачной газовой плиткой в две конфорки, подключённой к маленькому баллону. Обстановочка более чем спартанская, но отчего-то мне показалось, что тут Валидол и живёт. Кстати, к стене был прилеплен чугунный радиатор водяного отопления – похоже, тут всё действительно капитально обустроено. По тому, как Йози привычно устроился на диване, было понятно, что он тут частый гость – ну, да я уже и не сомневался. Кто б другой мог бы и запараноить – заманили, мол, теперь невесть что будет, – но мне было пофиг. Во-первых, душевное состояние моё в тот период жизни было пофигистическое донельзя, как у всякого человека, считающего, что ему особо нечего уже в этой жизни терять, а во-вторых, а смысл? Чего с меня взять-то, кроме старого УАЗика? Так что я с любопытством ожидал развития событий.
Валидол, между тем, достал из тумбочки жестяную банку и – о боже! – джезву. Я тут же передумал отказываться от кофе – растворяшку в джезве не варят. Насыпав из банки приличного на запах молотого кофе, он налил в джезву воды из початой пятилитровой баклажки и поставил на газ, прикрутив его до минимума. Воцарилось молчание. Валидол рассматривал меня, я его, Йози просто пялился в пространство. Я вдруг сообразил, что не могу понять, сколько Валидолу лет. Как-то раньше не было случая приглядеться, и я думал, что под полтинник или чуть больше. Самый типичный возраст для авторыночных аксакалов советской ещё закваски, которые начинали барыжить дефицитными свечами из-под полы у вечно пустого магазина «Автозапчасти». Я подумал, что могу и ошибаться лет на двадцать в любую сторону. У него как будто не было возраста вообще. Удивительное такое лицо, если вглядеться: очень старые, блёклые глаза на загорелом, обветренном – это у всех авторыночных так, – но при этом совсем не старом лице. Никаких мимических морщинок, возрастных дефектов кожи и никакой совсем седины в волосах. На рынке-то я его видел постоянно в больших тёмных очках и кепке, вот и не замечал. А странненький он мужичок, оказывается, Валидол-то. Ну да мне на нём не жениться, впрочем.
Молчание нарушил Йози:
– Старый, тот грём, что мы привезли…
Валидол отмахнулся и засуетился с кофе, разлив большую джезву на две маленьких кружки. Одна кружка была детская, с белочкой в розовом платьице, вторая – рекламная, от польского производителя дешёвых поганых свечей зажигания. Белочка досталась мне, а Йози он кофе вообще не предложил.
– Есть для тебя хороший грём на обмен, тебе понравится, – Валидол отхлебнул кофе и хитро прищурился. – То, что надо, такого больше ни у кого нет.
– Хорошо, если так, – не стал спорить я. Но про себя подумал, что если прижимистый и известный всему авторынку своей хитрожопостью Дед Валидол предложит за ту кучу хлама, которую я ему привёз, что-то действительно ценное, то я ему точно зачем-то нужен. Знать бы ещё зачем. Ну да он, поди, расскажет.
Кофе оказался действительно неплох. Попивали не торопясь, говорили об общем, авторыночном. А о чём ещё? Валидол – ветеран из ветеранов, да и я там не чужой. Вечная тема «авторынок умирает», а как же. Рыночная схема изжила себя. Впрочем, это всего лишь одна сторона более глобального явления. Изживает себя сам ручной авторемонт, который
Соблюдя необходимую для политеса длительность отвлечённой беседы, а также допив кофе, отправились, так сказать, в закрома. Оказалось, что валидоловы соплеменники не только срастили между собой десяток гаражей, но и закопались далеко в склон, к которому они примыкали – причём, похоже, использовали какие-то старые то ли катакомбы, то ли подвалы, то ли заброшенные коммуникации. Во всяком случае, склад запчастей располагался в большом таком зале со сводчатым потолком на колоннах и со стенами красного кирпича. И это явно был не новодел – скорее изрядный такой подвалище века этак позапрошлого. Такой мог быть под большим купеческим хозяйством или под старым монастырём, или чем-то ещё таким капитальным. Интересно, что на этом месте было до того, как появились Гаражища? Если подвалу лет хотя бы сто, то город в те времена сюда ещё не доходил. Может и правда – какая-то загородная усадьба, сгинувшая в огне войн и революций? А вот проход к подвалу был самопальный, облицованный чем попало – от листового шифера до металлического профнастила, это уже явно сами копали. Интересно, знали куда рыть или случайно наткнулись? Много тут непонятного. Хорошо, что это, в общем, и не моё дело.
В подвале было сухо и прохладно, на песчаном полу уложены в виде дорожек доски, по которым время от времени провозили очередную тачку с железками, вынуждая нас посторониться. И – стеллажи, стеллажи, стеллажи… О-го-го, сколько стеллажей! Ряды и ряды грубо сваренных из мусорного вторичного железа высоченных многоярусных конструкций. Мелкорослым работникам приходилось тягать вдоль них лестницы. На крытых обрезками мебельного ДСП полках лежали аккуратно рассортированные отмытые и намасленнные железки – от зелёных пластиковых ящиков для рассады, заполненных метизами, до целых блоков двигателей «ВАЗ-классика». Я даже слегка подзавис над обширнейшей коллекцией карбюраторов – от самых первых «веберов» от «копейки», до последних «солексов» с автоматической воздушной заслонкой, которые ставили на довпрысковые «десятки». Они занимали несколько полок на стеллаже, и их было на взгляд штук этак… до фига. Да их на алюминий сдать – уже обогатиться можно! Валидол тихонько наслаждался моим обалдевшим видом. Походя выдернул с полки один карб и сунул мне в руки:
– На, это твой родной, попробуй. Не кривой, с рабочей машины снято.
Это оказался уазовский штатный К-151 – при всей свой древности, на самом деле довольно сложная в ремонте и настройке машинка. «Солекс» по сравнению с ним – крантик от самовара. Это был, в некотором роде, вызов моим карбюраторным умениям. С виду карб был не новый, но неплох, без люфтов и кривизны, а Валидол тут же вытащил откуда-то новенький ремкомплект и буквально сунул мне в руки – кажется, я обеспечен на пару дней досугом!
Однако самая пещера Али-Бабы оказалась в дальнем углу, в закутке – на тамошних стеллажах стояли коробки с совершено новыми, в фирменных упаковках деталями. Их было куда меньше, чем бэушки, и это были в основном расходники – сальники, колодки, сайлент-блоки, поршневые кольца, вкладыши и прочее, что только новым в дело и годится. Валидол подставил табуреточку и, засунувшись в середину стеллажа, с натугой вытащил картонную коробку без маркировки.
– На, завалялось вот. Штука редкая, мало кому требуется, а тебе в самый раз.