Убери руки, малышка
Шрифт:
Убери руки, малышка
1.
– Убери руки, малышка…
– Вот так…
– Дай мне тебя подхватить… Вот здесь, ага…
– Хорошая девочка.
– Видишь, и не больно…
И да. Мне не больно.
Только горячо. Щекам. И огненно. Губам. И остро. Коже. Там, где он прикасается.
Когда он несет меня из задымленной квартиры, я не чувствую больше страха, до этого сковывавшего столбняком. Я не чувствую опасности. Какая может быть опасность, когда он рядом?
Когда он меня держит?
Так жестко. Так нежно.
Он меня малышкой назвал. Это нелепое определение, так мне не подходящее, сейчас ласкает.
Я ни для кого не была малышкой раньше.
Наверно, просто потому, что его ждала.
– Посиди здесь. Сейчас тобой займутся врачи.
Он подмигивает и разворачивается, чтоб уйти.
Стоп! Какие врачи? Зачем врачи? Нет!
– Нет!
Он, уже успев отойти на несколько шагов, слышит.
И возвращается. Присаживается передо мной, грязной, с красными глазами и забитым сажей горлом, на корточки.
– Ну что ты? Не бойся.
– Останься со мной.
– Я не могу, малышка. Мне надо работать. Там, - он кивает на горящее здание, в котором я снимала квартиру, -
– Ты вернешься?
– Ну конечно!
Он подмигивает, его лицо без маски кажется молодым и до невозможности красивым.
– Стой!
– Стою.
– Как тебя зовут?
– Петр. Алексеев.
– Псевдоним Петра Первого…
– Да? Буду знать! Все, малышка, - он машет рукой на товарища, окликнувшего его, - не бойся ничего. Я скоро вернусь.
Я только киваю.
Я верю ему. Петру Алексееву, вынесшему меня из ада. Кому еще верить, если не тому, кто тебя спас?
Конечно, он вернется.
Он же обещал.
Он не возвращается.
2.
– Это куда ты идешь-то? Да еще без халату? И без бахил?
Пожилая санитарка хмуро разглядывает меня, и остро ощущается, насколько непрезентабельно, потерянно сейчас, наверно, выгляжу.
В старом пальто, пожертвованном соседкой, с разношенных сапогах на три размера больше, чем надо… Страшилище. Бомж.
Хотя, как еще может выглядеть человек, потерявший все в пожаре?
– Ой… Простите, я просто…
– Здесь реанимация. Здесь нельзя.
Я знаю, что нельзя! Но мне надо! И потому не ухожу. Настаиваю.
– Но тут… Пожарный, понимаете? Алексеев Петр!
– Это который? У которого все лицо сожженное? Или у которого руки?