Убей фюрера, Теодор
Шрифт:
– Жестокие нравы, – усмехается граф, когда рассказываю ему про учения. – Точно – прострелили ногу боевым патроном?
– Боевей не бывает. Краем уха слышал, Трубач – птица ненадёжная, с криминальным хвостом. Его списали. И он будет свободно расхаживать, зная нас в лицо, выучив методы разведки? Или его, чтобы наверняка…
Майор осведомлён лучше меня.
– Нет. Мы – за гуманизм. Был бы унтерменшем, не церемонились бы. Ариец имеет право на жизнь. Полагаю, ваш неудачливый коллега отправлен в гехаймнистерлагер, там
Мы сидим в уютном кабачке в начале берлинской Кранцераллее, в дальнем углу. Даже не пытаюсь гадать, связан ли с интригами покровителя перевод нашей банды в столичное подразделение разведки – Абверштелле «Берлин». Майор угостил меня айтнопфом, теперь делает знак хозяину, чтоб принёс ещё пива, тот шустро меняет пустые кружки на полные. Погоны на кителе внушают уважение. Армия снова в фаворе.
Я одет в мешковатую куртку мастерового, никак не похож на бойца военной организации. На языке вертится вопрос о ближайших перспективах, но спрашиваю о делах самого графа. Потому что в этой стране у меня нет другого заступника. Поразительно, фон Валленштайн продолжает опекать подельника по бегству из СССР. Имел полное моральное право умыть руки, пристроив в абвер.
– Многое изменилось в рейхе, мой мальчик. Так часто бывает, если шпион был на холоде столько лет. Страна совсем другая.
– Лучше?
– Даже сравнивать нельзя. Я уезжал в Испанию в двадцать седьмом, в разгар кризиса. Будущее Германии было весьма туманным. Сейчас есть все шансы для успеха! Но… – майор запнулся. – В окружении фюрера сплошь его партийные друзья. Ты уже наслышан, конечно, о Службе безопасности – СД?
– Конечно, герр граф. Скажу честно, офицеры Абверштелле отзываются о них как о сборище дилетантов. И откровенно презирают СС.
– Высокомерие армейской элиты когда-нибудь ей отольётся… Тео, вам не кажется это парадоксом? Я, из старого дворянского рода, должен смеяться над выскочками-пролетариями со свастикой на рукаве, но не смеюсь. Опыт, знания, даже профессионализм – дело наживное. А патриотизм либо есть, либо его нет. Поэтому я верю фюреру как настоящему патриоту нации.
Начинаю догадываться.
– Вы хлопочете о переводе в СД?
– Верно, Тео. Увы, есть одна загвоздка. Майоров и даже оберстов с военным стажем в избытке. Но соответствующее майору звание штурмбанфюрера – весьма высокое в СС.
Стараюсь скрыть улыбку. Патриотизм моего патрона допускает его карьеру в презираемой аристократами Службе безопасности, но только без потери чина. Если нет, останется у Канариса?
– Успехов вам, герр майор. Я же пока не имею ни гражданства, ни звания. За полгода ни шагу без присмотра!
– Вы не преувеличиваете? За вами ходит целая армия топтунов?
– Каждый раз, когда курсант получает увольнительную, другие отрабатывают на нём практику наружного наблюдения. И уж если выявили бы порочащие связи…
– Понятно. Имейте терпение, Тео. Абвер обучит вас азам профессии. Служба безопасности ещё не имеет своих институтов, но я обещаю: будете в первом наборе.
– Спасибо, герр граф.
– И последнее. О предосудительных связях. Вам не возбраняется заиметь подружку. Иначе жизнь в затворничестве в мужской компании вызывает подозрения.
– Я не против, герр майор. Только возможности не позволяют даже сводить девушку в кино.
– Тео, у вас начинается новая жизнь. Я снабжу легальными документами, назначу небольшое пособие. Со временем сможете снять комнату или квартирку.
Покинуть казарму? Предел мечтаний! Но что за это придётся заплатить?
– Вы слишком добры. Я не вправе переоценивать оказанную в России услугу.
– Вы её оказали, молодой человек, и себе тоже. Заточение в казарме всё же лучше, чем в Бутырке или в Лефортове. Не скрою, на определённом этапе мне понадобятся способные и преданные помощники. Обер-лейтенант Берке заверяет, что у вас неплохие успехи, лишь строевая подготовка хромает. И в преданности не сомневаюсь – вы сожгли за собой мосты.
Мы расстаёмся, он – состоявшийся, важный. И я – нуль с вопросительным знаком. К нулю прибавилась пачка продовольственных карточек и тощая стопка рейхсмарок, подтверждение, что намерения майора серьёзны.
Здесь, в Берлине, нас каждый день просвещают, как расцветает страна под знаменем нацизма. А еды не хватает. По карточкам маргарин, масло, сало, мясо. В «дикой большевистской России» карточное нормирование отменили. Правда, чёрный рынок в рейхе богатый. Говорят, за приличную сумму можно найти что угодно.
Переезд в съёмную квартиру затягивается, а к следующей увольнительной я предлагаю Берке расширенную программу: оторваться от хвоста и телеграфировать с почты. Обер-лейтенант с кайзеровским стажем смотрит на меня через монокль как на редкий вид кишечного паразита. Впрочем, так он глядит на всех нас и всегда. Некоторое время внутри него бурлит борьба между разрешением на… не то чтобы прямо запрещённые, но несколько непривычные действия, с одной стороны, и потугами здравого смысла – с другой. Исход дуэли неожиданный, в пользу второго. Начальник курса вызывает Дюбеля.
– Курсант! Задача усложняется. Зулус предпримет попытку стряхнуть хвост и отправить мне телеграфное послание. Если назовёте адрес почтового отделения, откуда послана телеграмма, следующие выходные гуляете без надзора, Зулус отрабатывает в казарме.
– Так точно, герр обер-лейтенант! – вытягивается Дюбель. – Рад стараться! Разрешите набрать команду.
Естественно, мне не стоит знать, кого позовёт коллега, люто меня невзлюбивший за перелом. Так что, увидев на улице знакомое лицо, не догадаюсь – он в числе топтунов или праздношатающийся, с которого не спускает глаз другой курсант.