Убей-городок
Шрифт:
— Давай, Алексей, жарь, — покровительственно разрешил дядя Федя.
Дядя Федя оказался единственным в палате ходячим, поэтому он стал вроде бы нашим старостой, а заодно и нештатным «нянем». Бабушка-санитарка заходила три раза в день, но иной раз хотелось сделать «важные» дела и в неурочное время. Думаю, что я потому и стал подниматься на ноги раньше, чем этого хотели врачи, потому что мне не хотелось зависеть от персонала.
А про историю деревни Панькино, про лихих братьев, да про Ивана Николаева я читал в «Истории Череповецкой милиции», которую напишет через сорок лет мой бывший коллега, что пришел на службу в органы, поработал немного, а потом вернулся к основному занятию —
— Когда поляков, литовцев и прочую шушеру из Москвы выгнали, — принялся я за рассказ, — они по всей России разбрелись, кто куда. Но не по одиночке, а отрядами. А у нас все силы на освобождение столицы брошены, в городах, почитай, никого и не было. И вот, бандиты стали города грабить, деревни, а еще монастыри жечь. Думали — что в монастырях монахи богатства хранят. Из всех монастырей только Кирилло-Белозерский уцелел, а из северных городов — Тотьма с Великим Устюгом. А у нас вместо города несколько деревень здесь было, да монастырь. Все, что могли забрали, мужиков убили. Монахов наших, тех вообще живьем сожгли. Требовали, чтобы те им золото да серебро выдали, не поверили, что его нет. У католиков-то монастыри богатые, а наши всегда бедными были. Монахи сами землю пахали, рыбу ловили. Вот, а как поляки все ограбили, сожгли,в одной из деревень себе лагерь создали. Из него они по остальным деревням разъезжались, чтобы дальше грабить.
— Ну вот, ну не сволочи же! — воскликнул учитель черчения. — А я ведь Польшу освобождал. Сколько там наших ребят погибло, не счесть. А они вон, что с нами делали.
— Данилыч, дай послушать, — осадил его дядя Федя. — Интересно же участковый рассказывает.
Тимофей Данилович притих, а я продолжил:
— Не только в наших краях, но и в других поляки свои лагеря понаставили. Их в народе звали либо Панские, либо Панькиными. Ну, поляки же себя панами называют, господа, по нашему, — пояснил я. — Позже, когда в Москве царя выбрали, начали порядок на Руси наводить, то князь Пожарский принялся поляков гонять. Вот и у нас, подошел отряд стрельцов, лагерь польский окружили, предложили всем сдаться. Паны сдаваться не захотели, так их перебили.
— И правильно, так и надо, — поддержал действия отряда стрельцов Митька.
— Ага, а как иначе? — поддакнул и я. — На том месте, где у панов лагерь был, деревню отстроили, а потом так ее и назвали — Панькино. Кстати, есть еще легенда о кладе панском. Рассказать?
— Рассказывай, — зашумел народ.
Еще бы. Истории про клады всегда интересные.
— Так вот, если верить легенде, то стрельцы не убивали поляков, — многозначительно заявил я. Дождавшись недоуменных возгласов, сообщил. — Когда наши панов окружили, то атаман своих подчиненных в собак превратил, а все золото и серебро, что награбил, глубоко в землю закопал. Сам превратился в огромного ворона, а теперь стережет свои сокровища.
— Да ну, враки все это, — решительно заявил дядя Федя.
— Сказки, — поддержал его Василий Ламов.
Зато Митька с интересом спросил:
— Алексей Николаевич, а где атаман мог сокровища закопать?
— А где он мог закопать... — призадумался я. — Панькино деревня большая была, длинная. Если бы сохранилась — так до самого Сталепрокатного завода. Скорее всего, если и был там какой-то клад, то, когда фундамент копали, все выкопали и не заметили. Если ковшом экскаватора землю выгребали, в самосвалы грузили, кто там клад разглядит? Там же земля сплошная, если и было золото, то все в грязи.
— Митя, а ты по Панькину пройдись, посмотри, — посоветовал Василий. — Если увидишь огромного ворона — так знай, что где-то поблизости клад закопан, вот и ищи. Только осторожно. Вороны — птицы серьезные. Клюнет тебя,
Мужики захохотали, а Митька смущенно сказал:
— Да ну тебя, дядя Вася. Фигню городишь. Я что, дурак что ли, огромного ворона искать?
Самое забавное, что находились и те, кто и на самом деле искал огромного ворона. Мне о том сам автор рассказывал. Дескать — после издания книги ему звонили, просили указать место. Мол — они технику подгонят, если понадобится, а ему долю отстегнут, десять процентов.
Из-за разговора о Панькино вспомнилось начало моей милицейской карьеры. Вернее — ее предпосылки.
Замполит заставы, капитан Баринов, что вручал мне Комсомольскую путевку, сказал:
— Вот, товарищ старший сержант. Служил ты достойно, а теперь получи направление на другую службу — в милицию. Повезет, возьмут в участковые, а это уже офицерская должность. Считай, что безо всякого училища в офицеры прыгнешь. И город в твоей области — Череповец.
В Череповец?! Вот уж, чего не хватало. Да у нас все поголовно говорят, что там одни зэки живут, что вечером никому до дома не дойти, чтобы не быть раздетым или разутым.
Про Череповец известно, что это не просто город, а «Убей-городок». Правда, он уже достиг по размерам областного центра, но все равно, до культурной столицы не дотягивал.
Мой одноклассник Славик, который каждое лето ездил в Череповец погостить у дядьки, что работал на металлургическом заводе, возвращаясь рассказывал с придыханием и восторгом — мол, город красивый, дома высокие, но когда в кино ходишь, то весь сеанс сидишь и дрожишь. А вдруг место проиграно в карты и того, кто на него сядет, зарежут?
Опять шевельнулась мысль — говорили же умные люди, чтобы по окончании школы поступал в институт, так нет, решил поработать годик, помочь родителям, дескать — там видно будет. А сейчас бы уже третий курс заканчивал. А то, что я мог бы не поступить, такую мысль даже не рассматривал. Это я, да чтобы на истфак не поступил? Я по истории все книги в школьной библиотеке прочитал, а когда они закончились, то перешел на Большую Советскую Энциклопедию.
Это теперь я знаю, что репутация Череповца, как одного из самых криминальных городов СССР была сильно преувеличена. Хотя, как сказать. Один из начальников, возглавлявший городской отдел милиции в пятидесятые годы,говорил, что Череповец был на особом учете и входил в десятку самых «опасных» городов нашей страны, наравне с Ростовом-на-Дону или Одессой. А что удивительного? В начале двадцатого века Череповец был обычным провинциальным городом, не сильно отличавшимся от Белозерска скажем, или Устюжны. А потом пришла железная дорога, поспособствовавшая благополучию Череповца. А в тридцатые годы партия и правительство решили строить у нас металлургический завод. Решение, надо сказать, очень неординарное, потому что раньше подобные предприятия ставили либо рядом с каменным углем, либо с залежами металла. А у нас порешили строить Череповецкий металлургический завод на пересечении транспортных путей — железной дороги и реки Шексна, превращенной в участок Волго-Балтийского канала.
Еще в сороковом году стали готовить площадки, заодно «запустили» Рыбинское водохранилище, но планам помешала война. Возобновили строительство ЧМЗ в сорок седьмом, для чего сюда начали присылать инженеров, мастеров и простых рабочих. Но если со специалистами все понятно — брали из тех городов, где имелись подобные заводы, то рабочих брали отовсюду — из Вологодской области, а еще и со всей бескрайней страны. И население бывшего провинциального городишки резко «скакнуло», обогнав даже областную столицу. Вот и получается, что на строительство завода ехали и романтики, и бывшие заключенные.