Убей свои сны
Шрифт:
– Скульд, зови гостей в дом, не болтай в дверях! – протяжно басит голос из глубины дома.
И это могущественные божества моего несовершенного мира? Одна, узрев гостей, застывает с открытым ртом, как малолетняя деревенская девчонка, другая ее прямо при гостях отчитывает… Оттеснив плечом готическую Скульд, нахально прусь внутрь. А то милое, но несколько тормозное созданье в черных шелках еще полчаса будет на зрелище медитировать. Знаю я этих готов, они очень плавные.
– Вот ты и приходишь, Верданди, наша дорогая сестра! – поднимается мне навстречу крепкая старушенция в таком же готическом прикиде, только разноцветном и… настоящем. На ней добротная котта [60]
60
Европейская средневековая верхняя одежда, скроенная по типу широкой туники, но с пришитыми к ней узкими рукавами – прим. авт.
61
Нижняя одежда, в основном полотняная, представляющая из себя также тунику с длинными рукавами, но достаточно узкую - прим. авт.
Но это соседство игровой и настоящей готики действует на удивление отупляюще. Я все еще стою, переводя глаза с одной хозяйки дома на другую, как Нудд, приятно улыбаясь, просачивается в комнату.
– Дорогие норны Урд и Скульд, счастлив приветствовать вас в вашем нынешнем прибежище! – кланяется он каким-то мудреным поклоном, заведя руку за спину. По всему видать – изысканность манер демонстрирует.
– Ты сопровождаешь сестру нашу Верданди? – величественно кивает ему старуха в покрывале. А юная готка, не обращая внимания на мужчин, буравит меня глазами.
Черт возьми, что происходит? Может мне кто-нибудь объяснить, кто эти, как их, норны? У меня это слово ассоциируется исключительно с садовыми вредителями.
– Верданди гневалась! – восхищается Скульд. – Гневалась и не хотела отвечать, пока не ответили ей!
Я бесцеремонно беру Нудда за локоть и разворачиваю лицом к себе. Именно для таких ситуаций он мне здесь и нужен: пусть расскажет, кто эти двое, почему так странно одеты, так странно говорят и так странно меня называют. Я отказываюсь считаться какой-то там Верданди! По крайней мере, пока не выясню, что это - не оскорбление.
Это не оскорбление. Но это – тяжкий груз, который я сама на себя взвалила. Я – Богиня Настоящего Времени. В троице норн [62] я – Верданди. Нудд, просветив меня, самую невежественную из богинь, насчет ее божественной функции, отвешивает мне столь же витиеватый поклон – с явным издевательским подтекстом.
Я обессиленно опускаюсь на скамью. Вся мебель здесь из темного дерева, простая, надежная и неудобная. Но гобелены по стенам невероятны. Я сижу и сквозь прищуренные веки разглядываю перенесенную на ковер игру синевы, зелени и золота, которых так много за стенами дома…
62
В скандинавской мифологии женские божества, определяющие судьбы мира, людей и даже богов. В «Прорицании вёльвы» и в «Младшей Эдде» названы три Норны - Урд («прошлое» или «судьба»), Верданди («настоящее» или «становление») и Скульд («будущее» или «долг»), живущие у источника Урд в корнях мирового древа Иггдрасиль – прим. авт.
– Сестра наша Верданди улетела духом, а тело оставила нам? – осторожно спрашивает Скульд.
– Я никуда не улетела… - медленно произношу я в ответ. – Я здесь и хочу знать: мне что, придется здесь остаться?
– Ты не можешь
Вот сейчас она говорит дело. И нормальным языком. А то до сих пор обе они были какие-то косноязычные.
– Мы не были косноязычные! – хохочет Скульд. Боже, она читает мои мысли! Или они обе? – Обе, обе! Ты была часть нас. А мы без тебя были оторваны от настоящего. У меня было только прошлое, у Урд – только будущее. Ты пришла – и пришло настоящее. Это хорошо! Целых два времени! Богатство… - и она мечтательно раскидывает руки в стороны, черные кружева взлетают ночными облачками.
– А почему у тебя нет будущего, сестрица Скульд? – осторожно интересуюсь я. – Ты же повелительница будущего, разве нет?
– Оно для меня – не будущее, - серьезно отвечает Скульд. – А для Урд прошлое – не прошлое. Оттого мы так и говорим. Странно, да?
– Но я же употребляю настоящее, прошедшее и будущее время, и ничего… - бормочу я, сбитая с толку. – Почему вы не можете?
– Привычка! – пожимает плечами Урд. – И хорошо помогает вести странные речи. Люди нас не понимают и видят небывалое в наших словах. Мы видим мир иначе, чем они. Это называется причинно-следственные связи, да? Так вот, мы видим их с другой стороны. Прошлое для меня – не прошлое, а будущее для Скульд – не будущее.
– А для меня настоящее – не настоящее, - задумчиво продолжаю я. – Не настоящее, потому что поддельное. Сестры, а можем мы сделать этот мир истинным, не фальшивым?
– Тебе кажется, он фальшивый? – удивляется Урд. – Почему?
– Да ведь я его выдумала! – хлопаю я ладонью по столу. – Ты носишь одежду никогда не бывших времен. Гобелен на стене изображает битву, которой здесь никогда не было. Все вокруг дышит древностью, а мне еще и тридцати нет! – и я с отчаянием смотрю на Урд.
– Тридцати чего? Веков? – любезно интересуется она.
– Лет! Лет, сестра моя Судьба! – рублю я.
– Но ведь у тебя есть отец, и мать, и род, и племя? – спрашивает Урд так заинтересованно, будто я могла появиться на свет в надмирной пустоте.
– Хочешь сказать, они тоже вложились в мой мир?
– Каждый из твоей расы вкладывается в твой мир и в твой ум, - убежденно говорит Урд. – Потому у твоего мира есть все – давнее прошлое, крепкое настоящее, далекое будущее. Человеку только кажется, что он освобождается от своей стихии. Но она хитра и водит его на длинном поводке. Ты приходишь искать начало и конец поводка – мы поможем тебе. А ты откроешь нам все настоящее этого мира. Идет?
Я не понимаю, о чем она говорит. Впрочем, норна, говорящая загадками, здесь в порядке вещей. Я киваю своей Неверно Понятой сестре Урд и отмечаю про себя: а ловко они меня развели! Куда ловчее, чем я – Бога Разочарования. Сегодня, похоже, не мой день. Никто не предлагает мне выгодных сделок, зато все чего-то от меня хотят.
* * *
– А ты анархист, однако! – не в первый раз повторяет Гвиллион, слушая мои сбивчивые речи о том, как адские псы с «Адской Чайки» должны действовать, чтоб помочь унылой Дурачковой вселенной ожить и засиять всеми цветами креатива.
Мы сидим в том самом кабаке на центральной площади, в котором я впервые встретил трех дружественных призраков и ел гуся под каким-то несусветным соусом… И я хорошо помню эту, гм, ресторацию – куб-стекляшка с немытыми окнами от пола до потолка, вид не то на улицу, не то с улицы ненадежно прикрывает серый от пыли тюль «в шашечку», за тонконогими пластиковыми столами – тонконогие пластиковые стулья, удобные, точно зубная боль. И прозрачная официантка с репрессансом на голове, предлагающая салатик «Свежесть России» с ухмылкой, наводящей на нехорошие подозрения.