Убей, укради, предай
Шрифт:
– Тогда скажем: пуля из той же партии, что и девятимиллиметровые патроны у него в закромах, металл с браком – с отклонением от ГОСТа. И в доме обнаружены микрочастицы почвы из Серебряного Бора, с того самого места, где хлопнули Джеффри.
– Не купится, – повторил Грязнов.
– А вот это не факт. Мы же его до сих пор не обманывали, может, и купится. Хуже не будет.
– А с компьютером что? – напомнил Семаго.
– Пусть пока здесь стоит, – решил Грязнов. – Не верится мне, конечно, что провайдер у Гусарова в сообщниках, но пусть постоит, оставим одного спеца из технического отдела и подождем новой корреспонденции. А по поводу «заказа» на Реддвея я бы тебе, Саня, посоветовал обратиться к Денису. У него там есть такой бородатый Максим – просто компьютерный монстр, а то знаешь – пока наши разберутся что к чему…
– А значит, спец из «Глории» в два счета все расколет, – язвительно поддакнул Турецкий.
– Он очень головастый, – на полном серьезе подтвердил Грязнов. – Размер черепушки – шестьдесят второй, никак не меньше.
18 сентября, 17.50
Потрошение Реддвея Турецкий решил проводить лично, без участия Грязнова. Слава вначале обиделся, но потом вынужден был согласиться, что в его присутствии Реддвей скорее полезет в бутылку и пошлет их ко всем чертям. Сдавать же его фээсбэшникам как шпиона Турецкий не желал ни при каких раскладах, а особенно не будучи уверен, что информацию Реддвей купил действительно шпионскую.
Что он будет делать, если вдруг Реддвей уже отослал в Лэнгли чертежи какого-нибудь супернового бомбардировщика или пылесоса, Турецкий не обдумывал. Верить в то, что Пит так низко пал, не хотелось.
Реддвей позвонил после своего совещания и спросил, приезжать ли ему на Большую Дмитровку, но Турецкий сказал, что приедет к нему в гостиницу сам. Всю дорогу он обдумывал, как бы поделикатнее подвести Реддвея к вопросу его предательства, а в результате, едва переступив порог номера, проклиная все на свете, попросил в лоб:
– Пит, покажи мне бумаги Апраксина.
Реддвей, как всегда, что-то жевал. Но, дожевав, спокойно вытащил из-под кровати чемодан, а из него папку и бросил ее на колени Турецкому.
В папке было три исписанных Апраксиным листка, из которых, несмотря на хорошее знание английского, Турецкий абсолютно ничего не понял. Это были явно не чертежи и схемы, а скорее некая ведомость или смета – бессмысленным словам соответствовали числа, которые вполне могли быть, например, денежными суммами.
Реддвей, надувшись, курил.
– Объяснишь? – спросил Турецкий, захлопывая папку.
– Ты за мной следил, – устало вздохнул Питер.
– А ты меня за пацана держал! – вдруг взорвался Турецкий. – Посольство у него! Голова болит!
– Но ты за мной следил! Ты! За мной! Как я могу доверять тебе, если ты не доверяешь мне?!
– Не следил я за тобой, – почти не соврал Турецкий – рассказывать, что все-таки следил, но из лучших побуждений, сейчас точно не стоило. – Мы киллера взяли, а он раскололся, что продал тебе документы.
Реддвей из-под насупленных бровей долго изучал Турецкого, как будто впервые увидел, а потом вдруг расплылся в счастливой улыбке:
– А я-то мучился, выдумывал, как тебе объяснить, откуда у меня эти бумажки!
– Но почему ты Гусарова тогда не задержал?
– Неужели ты думаешь, я заранее знал, что это он придет? У меня даже оружия не было. А Гусаров – это киллер, да?
– Ладно, объясни хотя бы, что там написано, – попросил Турецкий, удивленный столь резкой переменой и столь стремительным признанием. Что-то слишком быстро сегодня все колются – точно, день закончится каким-нибудь большим обломом. Или количество наконец переросло в качество и завтра мы повяжем «заказчика»?
– В них какие-то таблицы: названия городов, фамилии и суммы. Подробно я не расшифровывал, хотя Апраксин точно пользовался одним из стандартных цэрэушных кодов.
– Он работал на ЦРУ?
– Да. Собственно, это и была секретная часть моей миссии – добыть эти документы или убедиться, что они уничтожены. Какое было задание у самого Апраксина, мне, естественно, не сказали, во всяком случае, ни ликвидациями, ни промышленным шпионажем он точно не занимался.
– А почему ты их до сих пор не отправил и зачем хотел мне показать?
– Потому что не нравится мне все. Я… как это… задницей чувствую, что кругом грандиозная подстава. Вдруг Джеффри убили из-за этих вот бумажек?
– Ты хочешь сказать, он за ними шел к Романову? Или за первоисточником? То есть Романов, таким образом, тоже работает на ЦРУ?
Реддвей только пожал плечами.
– Короче, расшифровывай, – сказал Турецкий. – Прочитаем, потом будем думать дальше.
– Тогда пойди погуляй пару часов, – попросил Реддвей. – Дружба дружбой, а наши коды тебе знать ни к чему.
Гулял Турецкий до МУРа и обратно. Обратно, естественно, уже с Грязновым, который искренне обрадовался возвращению Реддвея в стан своих. Поскольку за два часа, которые потребовал Реддвей, от МУРа до «Москвы» можно было дойти десять раз, решили выпить пива на свежем воздухе.
– Сработали твои микрочастицы, – доложил Грязнов. – Но самое поразительное, оказывается, это не ты ухайдакал американского шпиона.
– Не понял, – осторожно сказал Турецкий.
– Не ты и даже не Реддвей. Про Симпсона Гусаров тоже раскололся. Представь себе, он ждал его в сотне метров ближе к дому Романова от того места, где вы устроили войну.
– Ну и… ну! Даже не знаю, что сказать…
– Вот и помалкивай. Вот это сноровка, а? Подладился, сукин сын, под ваши выстрелы и бахнул так, что вы себе приписали!
– Позволим гэбэшникам допросить его? – спросил Турецкий.
– А у нас есть выбор? – пожал плечами Грязнов.
– А как же Реддвей? Если Гусаров им расскажет, что продал ему шпионские документы, будет большой скандал.
– Что ты предлагаешь-то? Замочить Гусарова? Или пообещать ему «вышку» пониже, чтоб молчал? Скандала, Саня, не будет, только если выяснится, что документы эти не шпионские, а действительно банковские и ничего, кроме тайны вкладов, не содержат.