Убей, укради, предай
Шрифт:
– Неплохо бы, – мечтательно протянул Турецкий.
– Неплохо-то оно неплохо, да кто ж тебе даст. И потом, ты же сам говорил, что Чеботарев теперь никуда носа не кажет. А на его территорию киллер больше не сунется.
– Ну это временное явление. Завтра утром у него по распорядку благотворительность. Выезжает в подмосковный детдом, в Зайцево. С внучками.
– С внучками?
– С внучками. Телевидение будет снимать, прямой эфир. Большая помпа. Это значит что? Что у «заказчика» будет отличная возможность увидеть шоу своими глазами. Что ты об этом думаешь?
– Полная
– Слава, я не хочу никого на уши поднимать. Проверь это потихоньку сам, ладно?
Грязнов. 17 сентября, 17.20
«Нива» затормозила у довольно большого двухэтажного дома. Грязнов с вместе с Толиком Лагутенко выбрались из кабины и по ровненькой асфальтовой дорожке направились к парадному входу.
Построенный из дерева более полувека назад, особнячок прекрасно сохранился, сделан был добротно, со вкусом, но нес на себе некоторый стилистический отпечаток. Дом строили военнопленные немцы. Только теперь уже не узнать, старались специально для детишек или это у них в крови – делать качественно, на века.
Внутри детский дом выглядел вполне себе тривиально. Желтые шторы с рисунком полевых цветов обрамляли высокие окна, чистые ковровые дорожки устилали паркетный пол и лестницу на второй этаж. В широченной прихожей по обоим углам стояли напольные глиняные вазы с сухими букетами.
Из противоположной лестнице двери вынырнула непожилая еще тетка с туго стянутыми на затылке в пучок волосами цвета спелого каштана, оторвалась от бумаг и зыркнула поверх узких очков.
– Уголовный розыск Москвы, – сказал Грязнов и продемонстрировал документ. Лагутенко помалкивал.
– Ирина Александровна, – пролепетала тетка и сразу начала белеть. – Заведующая.
– Где можно поговорить? Пройдемте в ваш кабинет. А мой сотрудник пока сам у вас тут освоится.
Лагутенко кивнул и пошел к машине за снаряжением.
– Да не волнуйтесь, – сказал Грязнов, входя в кабинет. – Ваш детский дом на хорошем счету. Даже больше того. Сам Чеботарев собирается его на днях посетить.
– Да, но это недоразумение!
– В чем недоразумение?
– У нас карантин. Сегодня утром всех детей вывезли в санаторий. У двух наших мальчишек скарлатина. Их – в больницу, остальных – на дачу. Уже всех отправили.
– То есть как? – опешил Грязнов. – Значит, Чеботарев не приедет?
– Так в том-то и дело! Мы никак не можем с ним связаться. Это же все так внезапно. Вы от него, да? Я понимаю, что виновата. Но я же в первую очередь должна о детях думать… Мы уж и на телевидение сообщили, чтобы не приезжали, значит. А до него ну никак дозвониться не можем!
– И не нужно, – быстро оценил ситуацию Грязнов. – Я сам все передам. У нас к вам только один вопрос: за последние дни производились какие-нибудь работы или, может быть, возникала необходимость вызывать ремонтников? Слесарей, сантехников?
– Нет. Ремонт мы закончили еще в прошлом году. Так что сейчас, да вы и сами видели, все в полном порядке, – заведующая говорила не без гордости. – Возможно, эдак лет через десять – пятнадцать. Да и то…
Такой ответ озадачил, но не настолько, чтобы сразу встать и уйти.
– Хорошо, подойдем с другой стороны. Не было ничего странного, на ваш взгляд, за прошедшую неделю? Ну там, например, внезапно пропал свет?
– Нет.
Опять мимо.
– Посторонние?
Ирина Александровна развела руками.
Вот же ж черт, подумал Грязнов, ну в самом деле! Турецкий нафантазировал, а я должен с этим бредом работать. Определенно дружба до добра не доводит.
И тут заведующая как-то неуверенно пробормотала:
– Если считать пожарного инспектора посторонним… А так больше никого.
– Вы знаете вашего инспектора пожарного надзора в лицо?
– Да они там меняются как перчатки. В следующий раз наверняка будет другой, – отмахнулась заведующая.
Это уж точно. Он окинул взглядом по-спартански обставленный кабинет. Кроме письменного стола и стульев присутствовал еще открытый шкаф, набитый собраниями сочинений русских классиков и толстыми папками. Тут как раз заглянул Лагутенко и отрицательно покачал головой: мол, пока что ничего.
– Да что случилось? – Ирина Александровна расценила такое поведение как окончание беседы.
– Как выглядел тот инспектор?
– Как обычно, в форме.
– Да нет. Черты лица, что-нибудь запоминающееся, рост, ну и…
– Среднего роста. – Ирина Александровна задумалась. – Подтянутый, хотя в то же время и расслабленный. Бородка светлая… Глаза… тоже светлые.
Грязнов, стараясь не дышать, достал портрет Гусева.
– Ой! Очень похож.
Ну и ну, Турецкий, мысленно я тебе аплодирую. И с телевидением хитро подгадано.
– Давайте пройдемся там же, где он ходил.
– Он-то и был всего ничего, – рассказывала тем временем Грязнову заведующая. – Вроде как для галочки. Сам так шутил. Здесь посмотрел сцену, операторскую. За кулисами еще. – Она указала рукой. – Там у нас всякий театральный инвентарь, ну и проводки, конечно, хватает.
Лагутенко тем временем тщательно обследовал каждый метр, вооружившись гвоздодером, даже сорвал несколько досок со сцены. Заглянул под сцену с фонариком. Пусто…
Все деревянные части были тщательно пригнаны, да и не Кремлевский дворец – все на виду, а спрятать взрывчатку – дело тонкое. Нет, сам бы он в актовом зале прятать не стал. Тем более что есть девяностопроцентная гарантия, что ребята из охраны Чеботарева заранее прощупают тут каждый сантиметр. Нет, он бы не стал! А где бы стал?
– Осмотрел кладовую, – продолжала заведующая. – Кажется, что-то ему там не понравилось, почеркал еще ручкой у себя в блокноте.
Лопаты, грабли, ведра и другие необходимые для общественно полезного труда вещи находились под лестницей, совсем рядом с актовым залом.
А что?
Грязнов подумал, что, будь он диверсантом, специализирующимся по детским домам, именно сюда и прилепил бы опасный подарочек.
Но увы! Или, наоборот, слава богу? Ни в самой кладовке, ни в ведрах, ни под ними ничего не нашлось, если не считать пачки печенья, спрятанной каким-то маленьким обжорой.