Убейте Прохожего! Книга 4
Шрифт:
***
Пока Игорь одевался в детской, Романов сидел в неубранной гостиной на диване перед телевизором и слушал, как депутаты законодательного собрания области на внеочередном заседании, посвященном трагическим событиям последних дней, требовали от начальника главного управления внутренних дел генерал-майора Кравчука охрану для себя и своих семей.
– Вы понимаете, – тыкая пальцем в соседей, кричал в микрофон полный депутат в белом пиджаке, – что каждый из нас по существующей классификации Демиурга является известной в городе личностью? И что каждый из нас, – обвел пальцем одобрительно кивающих соседей, – на сегодняшний день является абсолютно беззащитным и, я бы даже сказал, лакомым кусочком для не пойманных вами маньяков? Я спрашиваю вас: вы это понимаете?
Кравчук согласно кивал, дескать, понимаю, и отвечал, что деньги на подобные расходы в бюджете области не предусмотрены.
– А вы понимаете, – распалял себя депутат, – что каждый из нас, облеченный доверием и властью избравшего нас народа, не в состоянии выполнять его волю по причине отсутствия гарантии безопасности с вашей стороны? Вы это понимаете?
Кравчук снова кивал и снова терпеливо говорил о том, что нужного количества специалистов, способных обеспечить охрану каждого депутата законодательного собрания в отдельности и посемейно, у него нет.
Скрипнула дверь. Повернув голову на звук, Романов увидел мальчика двенадцати лет. Белобрысый, как некогда он сам, худенький, одетый в новый строгий темно-синий костюм, кажущийся нелепым на фоне неубранной комнаты, он подошел к нему и, не поднимая глаз, протянул руку. Сказал:
– Здравствуй, папа!
Романов поднялся с дивана. Выпрямился и, неотрывно глядя ему в глаза, осторожно сжал ладонь.
– Здравствуй, Игорек. Сколько же мы с тобой, старина, не виделись?
Не успел Игорь сказать о том, что не виделись они с прошлого лета, когда вместе с дядей Никитой посещали открывшееся неподалеку от дома новое пивное кафе, как из детской вышла Элеонора.
Посмотрев на нее, Романов в очередной раз подивился тому, насколько время и жизненные передряги способны изменить отношение к человеку. Если еще каких-то пять-шесть лет назад он млел от ее длинных ресниц, от малиновой кожицы губ, от голубых глаз, глядя в которые, как ему казалось, он видел восхищение и любовь, то сейчас все эти прелести вызывали у него одно глухое раздражение.
«Кукла Барби! – думал он, разглядывая лицо бывшей жены. – Всё у нее, как у куклы Барби. Загнутые до самых бровей игрушечные ресницы, тонкие белые руки, двигающиеся вперед и вверх, губы, готовые в любой момент открыться для того, чтобы произнести слово «дай!», глаза, в которых можно увидеть всё, что угодно, даже, смешно подумать, восхищение с любовью».
Откинув прядь со лба, Элеонора внимательным взглядом осмотрела сына. Оставшись довольной увиденным, провела ладонью по галстуку, стряхнула невидимую пылинку с воротника, после чего повернула лицо в сторону Романова и строгим голосом сказала, что времени на то, чтобы пообщаться с сыном, у него осталось ровно полтора часа.
– Через полтора часа, – она постучала длинным розовым ногтем по циферблату ручных часиков, – к Игорю придет репетитор по английскому.
Романов заверил, что причин для волнения нет: у него самого в семь назначена важная встреча.
Этого Элеоноре показалось мало. Она снова откинула волосы со лба, снова посмотрела на бывшего мужа и, оставшись недовольной как его лицом, так и одеждой, по ее мнению, слишком простой для человека, чьи стихи цитируют кандидаты в губернаторы, сказала, что один час работы хорошего репетитора стоит пять долларов.
– Я понял. Постараюсь уложиться в отведенный мне срок.
– А еще, по словам учителей гимназии, ему нужно срочно подтянуть русский язык!
Словно не понимая, чего от него хочет Элеонора, Романов огорченно покачал головой. Сказал, что очень удручен этим обстоятельством, поскольку у него самого с гуманитарными науками, что в школе, что в университете, всегда был полный порядок.
– А вот с точными: с математикой, физикой, химией постоянно возникали проблемы… Даже не знаю, чем это объяснить!
Элеонора тоже не знала, но поняла: денег на репетитора по русскому языку у ее бывшего мужа нет.
«Может, – подумала она, – его известность была сильно преувеличена, и не приносила ожидаемых дивидендов, а может, известность приносила дивиденды, но выражены они были в каком-то другом нематериальном эквиваленте».
Ответов на вопрос, в каком эквиваленте, существовало множество, однако ни один из них ее не интересовал.
Перед тем, как выйти, она посмотрела на Игоря так, словно хотела сказать: несмотря на то, что его отец – полное ничтожество, он, Игорь, обязан отнестись к нему с должным уважением и почтением.
Игорь чуть не заплакал оттого, что мама снова осталась недовольна папой. Но больше всего в этот момент ему было жалко папу. Он представил себе, как тот, стыдясь себя самого, вручит ему на прощанье коробку дешевых конфет, как вручают работягам похвальные грамоты вместо денежных премий, и отвернулся, сделав вид, что в глаз попала соринка.
– Ты, папа, плохо выглядишь.
– Да? – Романов провел ладонью по щеке, словно хотел проверить: действительно ли утром брился или только собирался это сделать, и, не зная, что сказать, сослался на усталость. А потом вдруг, испугавшись того, что Игорь начнет расспрашивать: от каких таких дел устал папа, решил пока не поздно сменить тему разговора.
Сел на диван и, закинув ногу на ногу, спросил: как у него обстоят дела с учебой.
Игорь хотел сказать, что по всем предметам, кроме русского языка, у него хорошо и отлично, но передумал. Решил, что с отца достаточно и того, что по этому поводу поведала мама.
– Нормально, – ответил он.
– Чем занимаешься?
– Уроки учу.
– Молодец! А в свободное от уроков время?
Казалось, этот вопрос застал Игоря врасплох. Он поднял глаза к потолку и, не зная, что сказать, надолго задумался.
– Может, книги читаешь?
Игорь нехотя кивнул.
– Ну да, читаю.
«Врёт, не читает!» – решил Романов.
– Спортом занимаешься? В хоккей играешь?
Игорь переступил с ноги на ногу. Пожав плечами, неуверенно произнес: