Убежать от тирана
Шрифт:
Во всяком случае, мне захотелось достать платок и вытереть слюни, которые того и гляди закапают у Олега. Увидев нас, он поднял к плечу сжатый кулак, что на языке спецназовцев означает «замри».
Безусловно, я был ему безмерно благодарен за все, но картина была настолько комичной, что я не выдержал и хрюкнул от подавляемого смеха.
– Что? – Милка откинула тыльной стороной кисти прилипшую ко лбу прядь.
– Ничего. Спасибо тебе. Мы поехали, а ты тут поухаживай за Олегом. Покорми, зря мы что ль продукты покупали. И оставайся, сколько
Но судя по довольной физиономии друга, я понял, что надолго она здесь не задержится.
Вот теперь занавес.
Жалкой окровавленной квашней Омар сполз по стеночке. На его разбитом лице отпечаталось недоумение. Скользкий, изворотливый, жестокий, привыкший успешно дергать за ниточки, он не мог понять, как его идеальный план провалился.
– Ты как?! – прохрипел он.
– Если ты спрашиваешь, как здоровье, спешу огорчить, оно прекрасно, если тебя интересует, как тебя вычислили, то пусть интересует и дальше. Считай, тебя наказали Высшие силы. Кстати, если б учил японский, то знал бы, что мое имя звучит как Камикото и переводится Божий суд. Как то так.
Доблестные блюстители порядка защелкнули на нем наручники, и я отвернулся. Не то что бы я не мог вынести его горящего ненавистью взгляда, нет. Мне было противно до омерзения.
Олег ободряюще хлопнул по плечу.
– Брат, все закончилось. Никакие деньги ему не помогут. Обещаю, в тюрьме его ждет теплый прием. Макс сделал несколько атмосферных фотошопов, на которых наш далеко не юный друг предается содомским утехам. Сам понимаешь, в тюрьме мужеложество оценят.
– Спасибо вам. Но даже не могу сказать, что меня это радует. Знаешь, такое чувство, будто он, как скунс, забрызгал все здесь своей дрянью. Так мерзко на душе. Надо срочно клининг вызвать. А вы что там с моей Ладкой сделали?
– Сидит на унитазе.
– В смысле? Что с ней? – апатию и усталость как рукой сняло.
– Да в прямом смысле. Закрыла крышку, постелила полотенце, чтоб не жестко было, сжала кулачки и сидит, не шелохнувшись. Я ей хотел успокоительное вколоть перед началом операции, но она отказалась.
Я рванул в ванную.
Перепуганное, напряженное личико моей Дюймовочки заставило мигом позабыть обо всем. Я присел на корточки и взял ее руки в свои.
– Все маленькая. Все закончилось. Скоро можешь подавать на развод. Но уже сейчас ты моя. Только моя. Пойдем чего-нибудь выпьем. Мне, кажется надо.
Она молча кивнула и обвила руками мою шею.
– И ты только мой.
– Девочка моя! Анютка под присмотром, здесь мне быть пока не хочется. Давай рванем на природу. Мы ведь с тобой ни разу не были наедине.
– Давай!
Вопрос «побыть наедине», кажется, заботил не только нас. Зайдя на кухню, мы застали весьма любопытное зрелище. Милка, надо отдать ей должное, сразу начала хозяйничать. Замывая кровавые пятна на полу, она эффектно двигала попой. Не знаю, подумала или нет, что одна из самых возбуждающих картин – это женщина, моющая полы без швабры.
Во всяком случае, мне захотелось достать платок и вытереть слюни, которые того и гляди закапают у Олега. Увидев нас, он поднял к плечу сжатый кулак, что на языке спецназовцев означает «замри».
Безусловно, я был ему безмерно благодарен за все, но картина была настолько комичной, что я не выдержал и хрюкнул от подавляемого смеха.
– Что? – Милка откинула тыльной стороной кисти прилипшую ко лбу прядь.
– Ничего. Спасибо тебе. Мы поехали, а ты тут поухаживай за Олегом. Покорми, зря мы что ль продукты покупали. И оставайся, сколько нужно.
Но судя по довольной физиономии друга, я понял, что надолго она здесь не задержится.
Глава 28
Не передать восторга, который я испытываю рядом со своей Дюймовочкой. Она словно искрящийся маленький сгусток счастья, который заряжает меня и наполняет всю мою жизнь смыслом. Я чувствую себя киборгом, у которого вместо контактов, плат и еще какой-то технической фигни вдруг забилось живое сердце.
– Дюймовочка!
– Что, Дань? – встревожено заглянула она мне в глаза.
– Ничего, проверка связи, - улыбаюсь я во весь рот. – А, и не только. Сейчас купим все для пикника и будем бессовестно наслаждаться уединением. А Макс с Аленой пусть тренируются на Анютке, а то может им и не понравится быть родителями.
– Да-а-ань, - Дюймовочка боднула меня в подмышку и нежно потерлась.
– Что, тоже проверка связи?
– Не, я шашлыка хочу. Просто до ужаса, прям как в «Мадагаскаре» Алексу везде стейки мерещатся.
– Будет тебе шашлык. Я так его умею делать, м-м-м-м! Язык проглотишь!
– Ага, и я буду мечтой любого мужчины!
Я завис на мгновение и подозрительно посмотрел на проказницу.
– Ты знаешь, я, кажется, не знал, что я ревнивый. А щас у меня глаза кровью наливаются, как у быка. Я не хочу своей мечтой делиться ни с кем. Я собственник. Феодал. И кто там еще. А вообще, ты что имела в виду?
Дюймовочка рассмеялась, и будто сотни серебристых колокольчиков зазвенели вокруг.
– Если я язык проглочу, буду бессловесной. А это мечта любого мужчины – женщина, которая молчит.
– Ну нет! Я хочу слышать твой голос, даже если будешь ругаться.
– Дань, я не умею ругаться.
– Совсем?
– Совсем – совсем и даже больше. Я считаю, что без ругани человеку лучше доходит. Ругань оскорбляет и заставляет огрызаться, даже если он неправ. Если мы кого – то ругаем, значит, априори, показываем свое превосходство, то, что имеем право быть выше. И по большому счету, унижаем. Я так не хочу.
Комок застрял в горле. Мой маленький пацифист скрутил меня по рукам и ногам незримой нитью благодарности за все, что было, и все, что еще будет. Теперь, зная ее позицию, я буду предельно внимателен, чтоб не накосячить, чтоб не почувствовать себя последним свином под укоризненным взглядом ее лавандовых глаз.