Убежденный
Шрифт:
Дрожа в потрясающей тьме.
Об этом скажу вам, ребята,
Об этом поведать хочу,
Стихов раздвигая границы,
Замедлив судьбу на чуть – чуть,
Желая бы, чтоб повторилось
Оно, но, однако – нельзя
Мне дважды
Отец мне об этом сказал,
Хоть сам он, наверно, не верил,
Не верил, что младший сынок
Окажется, как бы в «Орлёнке».
Добиться я этого смог,
И помню о каждом ребёнке.
Философские этюды
Идея – важней материи. Поскольку же я – поэт,
Можно сказать о том, что, не видя мира,
Рано думать насчет поражений и тех побед,
Которые я прошел. Имея не слово «мимо»,
Но «пропустил», талант кается, видно Богу,
За написанье строчек. То подтверждает миф
О трех собаках, страннике, или – его дороге,
Не логикой постоянства, а лишь безумством рифм,
Отрезанных от желаний, имеющих суть – реальность,
В том понимании, что привыкли мы, говоря
О настоящем дне. Его длань – не нас касалась,
Но завершала строки силою букваря,
Ради которой миру обещана та свобода,
Что искушает. Чувства – есть горький стыд ума,
Не одного такого явственного народа,
Однако – хвала искусству, что нам помогло. Весьма
Много мы смыслов клали в черствые жизни чаши,
Будучи не готовы. Смысл – не наша боль,
То есть – почти понятно: строки уже – не наши,
Не наши, совсем не наши. В сумме, пространства – ноль,
Равен лишь исчисленью, тьмы от седых столетий,
Как исчислялся ныне, забытый, увы, талант,
Который всегда со мною – я его и заметил,
Хоть о поэтах люди почти что не говорят,
Имея в виду, что слово – есть Бытия наречий,
Суть и слепая горечь. Слово – спасенье. Мы
Его не пониманием, но им сердца все же лечим.
Мы на победу в жизни, в целом, обречены.
Утренний тост
За богоизбранный народ,
За веру славную! За Русь,
За соблюдение свобод,
Литературный профсоюз,
За русскую, как Пушкин, речь
И за пришедший постмодерн,
За то, что удалось сберечь,
Очистив Родину от скверн,
За наступление зимы,
За качество любых Творцов,
За то, что счастливы все мы
В пространстве сказанных нам слов
За данностью прошедших лет.
За то, чтоб рухнул СПР!
За то, что здесь цензуры нет
И день наш больше не был сер.
За дружбу, веру и любовь,
Писательство, театр, свет,
За то, что говорим мы вновь,
Что мир им утром был согрет.
Что говорить о жизни?
Что говорить о лете, кроме того, что дождь
Был отражением радуги в мире из многих капель,
Ибо ты сам в дожде, поэтому не поймешь
Прикосновения оного к небу незримой лапой?
Что говорить о саде, в котором прошла вся жизнь,
Будучи не короткой, но только пришедшей в меру
Жизни других людей? Был данный сад – душист,
Вот потому и он в смерть Бытия не верит.
Что говорить о мире, где нет односложных фраз,
Так как сама природа противоречит Богу,
Который распят в ней был? Он лишь один нас спас.
Пройдем же мы до конца предсмертную ту дорогу,
Которая и спасет собрание падших Душ,
Данных Пророкам для того, чтоб они навеки
Держали в руках весь мир, который так неуклюж,
Из – за того, что он придуман был человеком,
В сущности, потому, что силы его – иссякли,
А постоянство – нет, ибо – не суть всем память
Взять, и сыграть ту роль в испорченном здесь спектакле.
Что ж – завершу я стих, нужно мне жизнь оставить.
Предисловие к Сириусу
Пишу, как он
И чувствую. Все так.
Черта времен
И слово. Слово – знак
Того, что впереди -
Уже не ждешь.
Но надобно идти.
Где правда? Ложь?
Ответа нет.
Мир полный. Пустоты
Скупой завет -
Лишь только я и ты,
И в нас двоих
Есть эта тишина,
Как сокровенный стих,
Как мир без дна,
Как заповедь. Христу
Был верен он.