Убежище
Шрифт:
— Я всего лишь свидетель того, как похитили мою мать, а вы оставляете меня здесь? — возмутилась Миа.
— Они не выпустят вас, пока не получат ваше заявление, а сегодня уже поздно, — ворчливо объяснил Баумхофф. — Эту процедуру они позаимствовали у французов. Не беспокойтесь, здесь вам будет неплохо. Они позволят вам провести ночь в этой комнате, что гораздо лучше, чем ночевать в камере, можете мне поверить. Вам принесут еду, подушку и одеяло. А я вернусь сюда утром.
— Но вы не можете оставить меня здесь! — вскричала она, вскочив
— Очень сожалею, — произнес Баумхофф с бесстрастностью врача, — но один человек убит, а за жизнь второго сейчас борются врачи, и нравится вам это или нет, но вы оказались участницей подозрительной истории. Не волнуйтесь, завтра все выяснится. А пока постарайтесь поспать.
Не успел он улыбнуться ей на прощание, как где-то в комнате зазвенел телефон.
Баумхофф и детективы инстинктивно потянулись к своим мобильникам, прежде чем поняли — звонят не им. Первым, что неудивительно, вынюхал все Хорек. Он полез в сумочку Эвелин и достал оба телефона. Миа не узнала звук звонка, следовательно, звонил телефон Эвелин.
Хорек нажал на кнопку соединения, хотел что-то сказать в трубку, но замолчал. С секунду он удивленно смотрел на телефон, затем поднял взгляд на Баумхоффа. Тот знаком велел передать трубку ему. Хорек повернулся за инструкцией к высокому копу, тот кивнул и произнес короткую фразу, видимо разрешение, тогда как опасающийся потерять звонок Баумхофф поспешно схватил телефон и прижал его к уху.
— Алло? — небрежно произнес он.
Миа видела, как лицо его становится все серьезнее. До нее доносились звуки говорившего на том конце связи — мужчина говорил с американским акцентом. Послушав минутку, Баумхофф сказал:
— Нет, мисс Бишоп сейчас нет. Простите, а кто говорит?
Миа слышала, как звонивший что-то коротко ответил, и Баумхофф раздраженно сказал:
— Я коллега мисс Бишоп. Пожалуйста, назовите ваше имя.
Выслушав ответ, Баумхофф удивленно поднял брови.
— Да, конечно, с ней все в порядке. А почему вы думаете, что с ней что-то случилось? Кто вы? — Он потерял терпение и придушенно прорычат в трубку: — Мне нужно, чтобы вы назвали себя, сэр!
Через две-три секунды Баумхофф нахмурился и, отняв трубку от уха, раздраженно уставился на нее, затем перевел взгляд на детективов.
— Не знаю, кто это звонил. Он отсоединился, а его номер не определился.
Он вопросительно посмотрел на Миа, взглядом дающую ему понять, что знает не больше его. Хорек протянул руку за телефоном. Баумхофф вернул его и обратился к Миа:
— Итак, я вернусь утром. — И ретировался.
Миа сверлила ему спину негодующим взглядом, но толстокожий болван ничего не почувствовал. Следом за ним комнату покинули детективы, заперев за собой дверь. Она стала расхаживать по комнате, возмущенно оглядывая голые стены. Постепенно злость и раздражение уступили место невыносимой усталости и ощущению катастрофы.
Миа опустилась на
Все казалось таким простым, а обернулось кошмаром «Полночного экспресса».
Глава 10
Каждый толчок больно отзывался в голове Эвелин.
Хотя пол в кузове машины застелили одеялами, это не спасало. Мало того, что дорога состояла из рытвин, которые порой оказывались настоящими расселинами — какая-то горная тропа, а не шоссе, в редкие моменты прояснения сознания думала Эвелин, но и сама езда состояла из бесконечных крутых поворотов, из подъемов и спусков, так что ее мотало из стороны в сторону, как бутылку на бурных волнах, при каждом повороте ударяя о стенки кузова.
Ее мучения усиливали липкая лента, стянувшая ее рот, и мешок из дерюги на голове. Полная изолированность от внешнего мира и сама по себе неприятна, но Эвелин к тому же нечем было дышать, и она жадно втягивала ноздрями слабые струйки влажного воздуха, проникающего сквозь вонючую ткань мешка. Она очень боялась, что ее начнет тошнить. Тогда она может захлебнуться собственной рвотой, а ее даже не услышат. При мысли об этом ее бросило в жар. От постоянных толчков у нее болело все тело, нейлоновые наручники на молнии натерли ей кожу на кистях и щиколотках.
Ей даже хотелось отключиться, лишь бы не чувствовать страданий. Несколько раз она начинала погружаться во тьму бессознательности, но очередной резкий толчок причинял ей боль и приводил в себя.
Добравшись до южной окраины города, «БМВ» въехал на стоянку за разрушенным до основания зданием. Эвелин вытащили, связали, заклеили рот, надели на голову мешок и быстро затолкали в кузов ожидавшего их грузовика. Сквозь туман в голове она слышала, как ее похитители о чем-то посовещались, затем дверцы кузова захлопнулись, и машина рывком дернулась с места. Она не представляла, сколько именно времени провела в кузове, но наверняка уже несколько часов, и гадала, долго ли еще продлится мучительное путешествие.
В голове у нее одна за другой проносились смутные сцены. Вот она бежит неизвестно куда, задыхаясь и чувствуя, как ноги отказывают ей. Перед ней мчится Фарух. Его искаженное ужасом лицо.
Фарух! А что с ним? Удалось ли ему убежать? Его не было с ней в машине. Она вспомнила, как он ускользнул от похитителей и побежал по переулку, проскользнув мимо машины, в которую ее успели запихнуть. И в это мгновение она услышала громкий крик «Мама!».
Миа! Уж не приснилось ли ей это? На самом ли деле там была ее дочь? Образ потрясенно застывшей на месте Миа снова всплыл в ее мозгу — она кричит, стоя у входа в злосчастную улочку. Значит, Миа поняла, что происходит. Но как она там оказалась? Да еще так быстро? Эвелин помнила, как они сидели с дочерью в баре. Потом она ушла, а Миа осталась сидеть за столиком. Зачем она пришла в переулок? А главное, все ли с ней в порядке?