Убежище
Шрифт:
– Прямое сообщение из Вашингтона, Округ Колумбия. Повторяем. Четыре минуты назад Президент сделал следующее заявление. Цитирую: "В одиннадцать часов четыре минуты по восточному стандартному времени дальние радиолокационные и баллистические станции подтвердили показания локаторов о неидентифицированных летающих объектах, летящих в юго-западном направлении. На какое-то время в интересах безопасности мы объявляем Желтую Тревогу, поскольку до сих пор нам не удалось определить природу этих объектов".
Последовало секундное молчание,
Ребекка Вайс заплакала, а Марти стоял с побелевшим лицом.
Диктор продолжал: - Комитет Гражданской Обороны предлагает вам немедленно пройти в убежище, если оно у вас готово. Если у вас нет убежища, используйте время на то, чтобы перенести запас еды и питья, лекарств и личных вещей в ближайшее соседнее бомбоубежище. Держите двери и окна закрытыми. Мы повторяем. Если вы у себя дома, готовьте убежища и подвалы...
Диктор продолжал говорить повторяя невероятный пролог неописуемого ужаса.
Они смотрели на радио и в разные мгновения думали о своем.
– Малышка!
– думала Ребекка Вайс.
– Крошка, спящая в доме напротив. Ей ведь только четыре месяца. А они только сегодня утром смеялись над этим. Марта сказал, что им следует отправить ее в Вассар[ Престижный женский колледж. ], и она все утро хихикала от этих слов. Отправить ее в Вассар. И с жестокой мукой она неожиданно осознала, что у них не будет ребенка. Эта малютка, вокруг которой они строили свою жизнь, прекратит свое существование.
– Не верится, думал Марши. Он покачал головой. Он отвергал это. Этого просто не может быть. Это - рассказ из журнала или кино. На вечеринке был ленивый разговор. Был памфлет, забытый на пороге каким-то олухом, но это не происходило, этого не могло происходить. Только все это время он знал, что так оно и было.
Все было правдой. Все происходило в действительности.
– Я хочу заплакать, думалось Джерри Харлоу, я хочу заплакать.
– Я чувcтвую, как слезы подступают, но я не должен плакать, ведь я мужчина. Но страховки... страховые претензии. Мой Бог, их будет неисчислимое количество! Он может разориться! Это как шутка.
Холодная, бессмысленная шутка. Юмор в психушке. Бешеный счет, который дополнит землетрясение. Конечна, он разорен. Мир превратится в джунгли. А он будет банкротом.
Розы, вдруг вспомнила Марта, его жена. Великолепные "Американские Красавицы"[Сорт роз. ], за которыми она так любовно и старательно ухаживала. В этом году они расцвели так восхитительно. Какие они были красивые. Затем она сжала кулаки и ногтями впилась в подушечки пальцев, презирая себя за эту мысль. А как же дети? Что будет с Анной и Чарли? Как может мать думать о розах, когда по радио объявили смерть? Она крепко зажмурила глаза, пытаясь отогнать все это, но, открыв их, она увидела то же самое. Подкатила тошнота, она почувствовала себя больной и покрылась испариной. .
Боль, подумал доктор. Неописуемая боль. Он помнил, как читал про Хиросиму. Случаи ожогов. Отравление радиационными осадками. Рубцы, агония тела, вызывающая долгий стон над умирающим городом. Он вспомнил утверждения японских врачей, что это ни с чем нельзя сравнить. Это было слишком внезапно, слишком неожиданно, агония по массовой 'шкале. Эта нависшая над ними беда накрыла все улицы, города и штаты; миллионы и миллионы людей были обречены; убийство готовилось в масштабе, по сравнению с которым взрыв в Хиросиме - ничто.
И каждый стоял так со своими сокровенными мыслями, в то время как голос диктора, дрожащий от едва уловимого напряжения, продолжал снова и снова повторять заученным и бесстрастным голосом - хорошо отрепетированный обряд современного Пола Ревира. Неважно, приземлятся две ракеты на море иди одна - на земле, противоположный берег был далеко. Они все были обречены. Выхода не было.
Не было и защиты. Смерть летела к ним через снега Аляски, и все, что можно было сделать, это лишь объявить о ее приближении.
Они в панике выбежали из дома Стоктонов. У них не было планов спасения, Они безумно мчались к своим домам. Затем взревела сирена. Ее жуткий звук разорвал летнюю ночь, связав их мысли, и держал в оцепенении до тех пор, пока они снова не смогли освободиться и бежать домой.
И каждый из них, безумно бежавших через улицу и по тротуарам, через лужайки, был одним сознанием. Улица каким-то образом изменилась. В ней не было ничего знакомого. Точно каждый из них отсутствовал сотни лет и неожиданно вернулся. Это было обширное незнакомое место.
А сирена продолжала посылать свою визгливую волну в летнюю ночь.
Билл Стоктон принес приемник на кухню, где Грейс наполняла водой кувшин.
– Говорит радиостанция "Конелрад". Слушайте экстренный выпуск. Вы можете найти нашу волну на 6.40 или 12.40 частотах вашей шкалы. Оставьте радиоприемник включенным на этой частоте. Мы повторяем заявление нашего Президента. Мы находимся в состоянии Желтой Тревоги. Если вы-приготовили бомбоубежище, немедленно спускайтесь туда. Если у вас нет бомбоубежища, потратьте какое-то время на то, чтобы перенести запас еды и питья, лекарств и личных вещей в ближайшее бомбоубежище. Держите двери и окна закрытыми. Мы повторяем. Если вы сейчас находитесь дома, немедленно спускайтесь в подвал или бомбоубежище.
Вода капала из крана. Давление становилось слабее каждую минуту. Пол пронесся по кухне с корзиной, полной консервов, и спустился по ступенькам в подвал.
Билл вслед за ним вошел на кухню и взял с пола два бидона с водой.
– Возьми кувшины и наполняй их, сколько сможешь, Грейс, - кратко сказал он.
– Я собираюсь включить в убежище генератор, если электростанция выйдет из строя.
Он посмотрел на флюоресцентный свет над раковиной. Тот начал тускнеть. Стоктон помрачнел.