Убить бессмертие
Шрифт:
— Это понятно, — кивнул Леня, — но мне показалось, что ситуация стабилизировалась. Мы оторвались, да и у этих… кто бы они ни были, возможности не безграничны.
Он не успел договорить, как Борщевский предупреждающе поднял палец и приложил к уху свой коммуникатор.
— Стусло, это Артист. Тут туристический автобус торчит. Мовчун грозится починить, говорит, что электричество пропало. Думаю, они нас в благодарность за услугу возьмут. Это наш старенький «Икарус», номер 573.
Леня выжидающе смотрел на командира, стараясь скрывать свое любопытство. Оно не украшает, а в этой среде, если есть необходимость, то тебя поставят в известность, а если такой необходимости нет, то… нет.
— Есть транспорт, — сказал Борщевский. — Значит, так, я хромаю, ты меня тащишь. Не остановиться они не смогут. Да и парни наши подстрахуют. Но учти, что мы с тобой не знакомы.
— Почему? Смысл?
— Не знакомы! — с напором повторил Борщевский. — Запомни это. И вообще больше молчи, а плести буду я. И в автобусе нам обязательно надо устроиться подальше друг от друга. Усвой как данное!
Леня пожал плечами и уселся на пенек на опушке леса. Борщевский прислонился к сосне и, прикрыв рукой коммуникатор, слушал, не раздастся ли новое сообщение.
— Едут, — наконец сказал он и оторвался от дерева, пряча в карман коммуникатор.
Леня послушно вскочил, принял на себя руку Борщевского и согнулся под его весом. Командир очень натурально изображал, что у него вывих стопы и что он толком наступить на нее не может. Светя фарами, из-за поворота выехал грязно-серый междугородный «Икарус». Леня замахал свободной рукой и сделал подобающее лицо. Автобус чуть сбавил скорость, а потом уже более решительно остановился, проехав метров пять вперед. Леня поволок Борщевского, который старательно хромал и постанывал. Дверь автобуса с шипением пневматики открылась.
— Ребята… — Борщевский сунул голову в дверной проем, продолжая опираться на Леню, — брат, подвези, а? Видишь, ногу подвернул. Хорошо, добрый человек встретился, помог до дороги добраться. Не оставь, а?
Водитель, невысокий мужик лет сорока в джинсовой безрукавке со множеством карманов и двухдневной небритостью на загорелом лице, развел руками:
— Да залазьте, чего там. Тайга ведь, тут иначе нельзя. Да и я не рейсовый, чтобы проверок транспортной инспекции бояться. Поднимайтесь, места там сами найдите.
Леня помог подняться Борщевскому, вошел следом в салон автобуса и увидел скучающие лица двух десятков пассажиров. По виду сразу понятно, что это приезжие из других регионов. И возили их, судя по всему, в этническую деревню. Где-то тут недалеко, кажется, на Шилке, вспомнил Леня, пару лет назад устроили этнографический музей под открытым небом — эвенкийскую деревню с чумами, предметами быта, рыболовства и охоты. А по выходным там в национальных костюмах устраивали представления с участием артистов национального ансамбля.
Борщевский тут же плюхнулся на второе сиденье от входа, подтолкнув Леню дальше по салону, и принялся рассказывать о своих злоключениях окружающим. Как у него машина сломалась, как он не доехал до поселка, как пошел за водой и подвернул ногу. Леня встретился взглядами с Мовчуном и Ливановым, сидевшими в разных концах салона, но тут его аккуратно потрогали за рукав.
Женщина лет пятидесяти с добрым лицом пригласила сесть рядом с ней. Леня с радостью согласился, потому что ему не хотелось отходить далеко от Борщевского. Раз уж разбились на пары, значит, надо своей пары и держаться. Ему только не хотелось, чтобы женщина начала приставать с расспросами. Он уселся, улыбнулся и попытался откинуться на спинку и закрыть глаза. Хорошо бы так вот ехать и ехать, предаваясь блаженной дреме. Еще лучше помыться бы и повалиться в чистую постель, но это пока недостижимо.
Женщина в самом деле попыталась разговорить Леню. Он не хотел врать и немного рассказал о себе. Что он научный сотрудник, что в армии служил, что не женат. Потом женщина поняла, что парень устал, и замолчала, а Леня закрыл глаза. Впереди бубнил, развлекая пассажиров, Борщевский, да на соседних сиденьях ворковала молодая парочка, судя по всему, молодожены.
Леня незаметно для себя задремал.
Мысли, сначала стройно шествовавшие в голове, стали расползаться, как кисель по скатерти. Нелепые образы, какие-то странные люди, почему-то вспомнилась девушка Зара из лаборатории, которая просила привести из Читы фруктов. Настырная такая… потом мысли качнулись и остановились. Зашипела пневматика двери автобуса, и пришлось открывать глаза.
Автобус действительно стоял, а в салон поднимались двое в форменных полицейских мягких кепках и с погонами старших лейтенантов. Один сразу занял позицию у входа, нарочито передвинув на плече ремень автомата, второй прошел к передним сиденьям и стал всматриваться в лица пассажиров. По лицу Лени он только скользнул цепким взглядом, затем достал из нагрудного кармана куртки фотографию, посмотрел на нее и снова убрал.
А потом случилось неожиданное! Он подошел к Лене и приказал предъявить документы. Именно приказал, а не предложил или попросил. Уже по этой агрессивности Леня понял многое. Рука сама машинально полезла во внутренний карман и достала паспорт, который был у него при себе, ведь он летел на самолете. Он вообще не должен представлять интереса для полиции, и ему нечего скрывать, тем более свои документы. Но что-то в этой ситуации было нелогичным. Что, Леня додумать не успел.
— Выходите, — сунув паспорт в карман, неожиданно приказал полицейский.
Леня насупился и приготовился возражать, но второй старший лейтенант у входа шевельнул автоматом. Вряд ли он станет стрелять, ведь сзади и рядом масса людей. Полицейский… Да, если это полицейский! И тут Леня увидел лицо Борщевского в зеркале над лобовым стеклом. Такие зеркала есть почти у всех водителей, для того чтобы видеть то, что происходит в салоне. И в этом зеркале Леня сейчас видел, как командир делает ему еле заметные, но характерные знаки. Они могли означать только одно: не возражать, слушаться и молчать.
— В чем дело? — вставая с сиденья, не удержался он от вопроса. — Я в чем-то провинился, я закон нарушил?
— Разберемся, — ответил дежурной фразой полицейский. — Проверим и отпустим.
Леня прошел между сиденьями, поглядывая в лица полицейских. Видимо, остальные пассажиры не вызывали у них подозрений. И повезло, что эти полицейские не стали выяснять у водителя и пассажиров насчет тех, кто мог подсесть в автобус по дороге. Интересно, но пассажиры ни звуком, ни словом не выдали посторонних. Может, именно на это и рассчитывал Борщевский, когда разыгрывал свой спектакль.