Убить, чтобы воскреснуть
Шрифт:
— В дубленке, — тупо повторила Альбина, встречаясь глазами с Валерией.
— Ну да, — кивнула она. — Выходит, тот самый, что у нас такси увел. То-то у него дубленка вся в снегу была, я еще внимание обратила. Неужели это мы со Смольниковым столкнулись? Да, пожалуй, Сева был в некотором роде прав насчет него! Так увести машину у двух женщин, на ночь глядя…
— Дубленка! — воскликнула Альбина. — Я… Валерия! Это же та самая дубленка! Ты понимаешь?
— Краденая, что ли? — азартно вмешался сторож.
Валерия медленно кивнула:
— Вольт, что ли? Опять, значит, Вольт?.. Так, интересно… Чужой человек эту могилу не стал бы чистить, значит, Вольт здесь не чужой. Ну что я могу тебе сказать? Скорее надо наведаться к Смольникову, вот что!
Белый «Мерседес» остановился рядом; после минутной паузы дверца пассажира распахнулась — и оттуда прямо на асфальт вывалилась женщина. И Герман понял, что ему наконец-то повезло.
«Мерседес» со свистом улетел по шоссе, а Герман послал свой джип вперед и заставил его замереть рядом с лежащей.
Выскочил, вздернул ее с земли, поперхнувшись от крепкого запаха духов:
— Вставайте! Скорее, прошу вас!
Строго говоря, никакой опасности для нее не было: Хинган выбросил ее на обочину, так что колесами даже нарочно не зацепишь. Но Герман вел себя так, будто в любую минуту ее жизнь могла оборваться, и первое шоковое оцепенение у нее наконец-то прошло, она забилась, с ужасом озираясь на летящие мимо автомобили, потом безропотно засунула себя в джип и съежилась на сиденье комком длинных волос, обтянутых черными чулками неимоверно длинных ног, бриллиантово блестящих пальцев и крыльев алого кожаного плаща. И все это великолепие всхлипывало, сморкалось, благоухало духами и удручающе-изобретательно ругалось матом.
Герман послушал-послушал и, перегнувшись, достал с заднего сиденья кейс. Извлек оттуда плоскую бутылку «Бифитера», отвернул колпачок, налил джин в очаровательную пластиковую кружечку, которую стащил еще во время полета в Москву, подумав, помнится: пусть бросит в него камень тот, кто не крал подобных кружечек на рейсах Аэрофлота или других авиакомпаний! В кейсе нашлась и бутылочка «Спрайта». Держа ее наготове, спросил:
— Разбавить или так выпьешь?
Меж путаницы льняных прядей открылся стеклянный от слез глаз и послышался хриплый голос:
— У тебя тоника нет?
— Увы, — покачал головой Герман. — Но со «Спрайтом» тоже хорошо.
— Не разбавляй.
Он плеснул джин сначала на дно кружечки; потом, глянув вопросительно, добавил до половины; наконец наполнил доверху. Девица проглотила залпом; мгновение сидела не дыша, пока Герман наливал «Спрайт», и опрокинула его в себя так же лихо.
Глубоко, со всхлипом, вздохнула, убрала с лица волосы и взглянула на Германа уже осмысленно: — Привет. Ты кто?
— Да так, — пожал он плечами. — Просто ехал мимо, когда ты… упала.
Девица не позволила ему проявить деликатность, и ее простенькие, серые, хотя и очень большие глаза засверкали поистине синим пламенем:
— Когда он меня выбросил! Я не упала! Этот сукин сын Хинган выбросил меня из машины!
— То-то я удивился, когда «мерс» не остановился и помчался дальше! — фальшиво возмутился Герман. — Он негодяй, просто негодяй! Ты же могла убиться насмерть!
— А ему плевать! — мрачно кивнула девица, бросая выразительный взгляд на английского потребителя бифштексов.
Понятливый Герман вновь наполнил кружечку. На сей раз девушка обошлась без «Спрайта» и продолжала жаловаться точно с того места, на котором остановилась:
— …и плевать с высокой башни! Вчера ночью столкнул меня в бассейн, а ведь знает, что я и плавать не умею и воды боюсь панически! И вообще — в апреле купаться?!
— Бассейн на улице? — посочувствовал Герман.
— А где же! И хоть вода подогретая, так воздух не подогретый же! А в полночь это вообще только для моржей…
Девушка всхлипнула от жалости к себе и принялась оглядывать руки-ноги на предмет нанесенного ущерба. Ущерб обнаружился незамедлительно: чулки стали ажурными, сквозь дырки виднелись разбитая коленка и длинная ссадина, плащ покрылся грязными пятнами, а главное, сломались два алых ногтя. Глядя на укоротившиеся пальцы, девушка снова обиженно завыла, как если бы это была самая большая беда.
— И за что, главное? — тоскливо воззрилась она на Германа. — Я всего-то и сказала ему, что фамилию, конечно, можно на любую другую поменять, хоть из «Бархатной книги», хоть из «Гербовника», и титул купить не проблема, однако все равно предки твои как были Цимбалами, так и останутся!
У Германа глаза на лоб полезли:
— Твой парень хочет купить себе титул? Вот уж правда: дураков не сеют, не пашут, они сами родятся. Денег некуда девать, что ли?
Серый глаз подозрительно заблестел:
— А ты кто такой, деньги в чужих карманах считать?
Оказывается, она не так уж и пьяна. И ее обида на Хингана совсем не означает, что она автоматически выложит каждому встречному-поперечному все секреты своего пусть и жестокого, однако весьма щедрого (стоит только взглянуть на коллекцию бриллиантов на ее пальцах!) любовника.
— Да плевать я на них хотел, — сказал Герман со всей возможной прямотой. — И на тебя, кстати, тоже. Ты, я вижу, оклемалась? Ну, тогда вали отсюда, а то мне ехать пора.