Убить чужой рукой
Шрифт:
После этого никто в их доме больше не заговаривал о матери.
Бобби долго ненавидел своего отца. Как и Джордж, он во всем обвинял его. Отец, который мало говорил, много пил и был скор на расправу.
Когда Джорджу стукнуло восемнадцать, он перебрался в другой штат и возвращаться не собирался. Наверное, в нем сказались материнские гены. Бобби не интересовался.
У него самого все сложилось иначе. Со временем многое изменилось. И отец, и Бобби. А также его отношение к матери. Теперь он все меньше задумывался о причинах ее ухода и все больше удивлялся ее
У него заныл бок. Бобби пронзила острая боль, она нарастала по мере того, как он мучительно пытался вздохнуть. Он ускорил шаг и побежал дальше, это было лучше, чем стоять одному и думать о подобных вещах. Возможно, бег избавит его от этих воспоминаний. Истребит наконец все плохое.
Двадцать миль позади. Он выдохся. Взмок. Замерз.
Бобби направился домой. Ноги устали, но сознание работало по-прежнему.
Хотелось бы ему повернуть время вспять и снять палец с курка за секунду до того, как он прицелился в голову Джимми Гэньона. А еще лучше — никогда не слышать о Гэньонах, поскольку сейчас Бобби впервые стал сомневаться в том, что видел. И в своих действиях.
Три дня назад Бобби не предполагал, будто убийцей может быть Кэтрин Гэньон. Он считал убийцей себя.
Бобби побежал домой.
И позвонил Сьюзен.
* * *
Она захотела встретиться с ним в кафе. Они зашли в «Старбакс», где-то в центре. Нейтральная территория для них обоих.
Он потратил много времени, выбирая костюм, но остановился на джинсах и темной рубашке с длинными рукавами. Бобби слишком поздно вспомнил, что Сьюзен подарила ее ему на Рождество. Разыскивая бумажник, он наткнулся на фото, сделанное летом, когда они вместе путешествовали автостопом, и в голове у него наступил сущий хаос.
Бобби сменил рубашку и вышел из дома.
Деловая встреча, твердил он себе. Разговор пойдет исключительно о делах.
Сьюзен уже ждала его. Она выбрала маленький столик, почти незаметный за внушительной пирамидой из серебристо-зеленых фирменных кружек с логотипом кафе. Волосы у нее были собраны заколкой на затылке. Длинные светлые локоны выбились из прически и вились вокруг лица. Когда Сьюзен увидела его, то принялась заправлять пряди за уши — она всегда так делала, когда нервничала. Бобби снова ощутил укол в груди и изо всех сил постарался совладать с собой.
— Добрый вечер, — сказал он.
— Добрый вечер.
Наступила неловкая пауза. Наверное, ему следовало наклониться и поцеловать ее в щеку? Или она должна встать и дружески обнять его? Или им просто лучше пожать друг другу руку?
Бобби с трудом качнул головой в сторону стойки:
— Я возьму себе кофе. Тебе принести?
Она указала на огромную кружку, стоявшую перед ней.
— Не нужно.
Бобби ненавидел «Старбакс». Он просмотрел меню с полутора десятком разных «эспрессо», пытаясь понять, как можно тратить столько денег в забегаловке, где
Он забрал огромную кружку, отметив легкое подрагивание рук, и нахмурился.
— Что поделываешь? — спросил он у Сьюзен, ставя кружку и садясь.
— Занята. Концерты и все такое.
— И как?
Она пожала плечами:
— Не страшнее, чем обычно.
— Здорово. — Бобби отхлебнул кофе, и горькая жидкость обожгла ему глотку.
— А ты? — спросила Сьюзен. Она по-прежнему не прикасалась к своей кружке, просто поворачивала ее перед собой. — Бобби?
Он заставил себя поднять глаза.
— А я сижу вот здесь.
— Я думала, ты позвонишь в пятницу.
— Понимаю.
— Я читала газеты, и мне было так… грустно. Из-за того, что случилось. Я ждала звонка весь вечер. В субботу утром я решила заглянуть в твой ящик. Вообрази мое удивление, Бобби, когда я увидела, что он пуст.
Он принялся рассматривать пирамиду из кофейных кружек, а Сьюзен сверлила его взглядом.
— Ты всегда выглядел очень независимым, Бобби. Я привыкла говорить себе, будто это часть твоей личности. Сильный, молчаливый мужчина. Настоящий мачо. А теперь я больше не нахожу это привлекательным. Прошло два года, я заслужила нечто большее, чем… это дерьмо.
Неожиданное ругательство испугало Бобби, он наконец посмотрел на нее.
Она медленно кивнула.
— Иногда, когда я злюсь, то ломаю вещи. Если честно, в последние два дня я много чего переломала. По крайней мере нашла чем заняться до прихода следователей.
Бобби поднял кружку. Господи, у него тряслись руки.
— Ты поэтому соизволил позвонить, Бобби? Не ради меня, тебе просто стало интересно, о чем спрашивали следователи.
— И это тоже.
— Да пошел ты! — Ее самообладание испарилось. Сьюзен чуть не плакала, она сидела, закрыв лицо руками, и отчаянно, но тщетно пыталась не устраивать сцену при посторонних.
— Я был не прав, когда ушел от тебя в пятницу, — неуклюже сказал он.
— Правда?
— Я не планировал этого заранее. Я проснулся, осмотрелся, и… мне стало страшно.
— И ты подумал, будто я не сумею этого принять? Ведь дело в этом?
— Я считал… — Бобби нахмурился, не зная, как выразить это словами. — Ты заслуживаешь лучшего.
— Кусок дерьма.
Что бы он ни сказал, все было не то, и потому Сьюзен теперь дрожала от ярости. Она выпустила кружку из рук и ткнула в него пальцем:
— Не ломай комедию и не разыгрывай из себя оскорбленное благородство — ты, пещерный человек! Все это ерунда. Ты удрал, Бобби. Ты не дал мне ни единого шанса. Тебе пришлось нелегко, и ты сломался, вот и все.
Бобби вскипел:
— Ну извини. В следующий раз, когда я убью человека, то в первую очередь подумаю о тебе!
— Я волновалась за тебя!
— Я тоже за тебя волновался!
— Тогда почему мы здесь сидим и орем друг на друга?
— Потому что нам больше ничего не остается.