Убить футболиста
Шрифт:
Было около двух часов дня, и Кадилин прекрасно знал, что его приятеля наверняка нет дома. В это время Яша всегда сидел возле подземного перехода недалеко от вокзала и собирал милостыню у прохожих. Но Кадилина это не пугало. Он знал, где Яша хранил ключ от своей квартиры — в электрощитке рядом с входом в квартиру. Если за эти несколько дней ничего не произошло, ключ должен был лежать на прежнем месте. Так оно и оказалось. Кадилин достал из тайника ключ и открыл им дверь.
За те несколько дней, пока он отсутствовал, в квартире практически ничего не изменилось. Разве что бутылок из-под пива и вина стало значительно больше. А так все оставалось по-старому. В дальнем углу комнаты стоял продавленный диван, у другой стены — стол без скатерти, а на тумбочке в углу возвышался телевизор
Пока ванна наполнялась, он вернулся в комнату и включил телевизор. По одной из программ показывали новости, и он надеялся, что в них упомянут о сегодняшнем убийстве на Земляном Валу. «Хотя почем я знаю, что там кого-то грохнули? — резонно предположил Кадилин. — Вдруг этот мудак промахнулся или ранил свою жертву? А если и грохнул, кому надо трубить об этом по «ящику»?»
Кадилин еще пару раз щелкнул переключателем каналов, однако, не заинтересовавшись ни одной из программ, в конце концов выключил телевизор. Затем он разделся, сложил одежду на столе и отправился мыться.
Кадилин отмокал в наполненной до краев ванне примерно полчаса. В былые годы он любил такие процедуры и частенько баловал себя ими. Однако еще больше он любил коллективные походы в баню, когда они чуть ли не всей командой заваливались в Сандуны и парились, что называется, до опупения. Прошло вот уже больше десяти лет, как он последний раз посещал эти знаменитые бани, однако его память до сих пор хранила даже мельчайшие детали того дня.
Говорят, в Сандунах с тех пор мало что изменилось. Те же кожаные диваны, мягкий свет хрустальных светильников, сверкающие зеркала. Наверняка и мойщики остались те же, которых Кадилин помнил еще с начала восьмидесятых. Сам он всегда пользовался услугами только одного мойщика — дяди Леши, который начинал свою карьеру в Сандунах еще при «вожде всех народов». В его руках Кадилин обретал чуть ли не вторую жизнь, легко восстанавливался даже после самого тяжелого матча. Особенно он любил «березовую терапию» — когда дядя Леша охаживал его по всему телу березовым веником. Именно в Сандунах Кадилин убедился в том, что каждой веник имеет свой эффект воздействия. Тот же березовый прекрасно снимал боли в мышцах и суставах, очищал кожу и заживлял раны. А ран у Кадилина было предостаточно. Особенно сильно доставалось его ногам, поскольку он редко надевал на них щитки, считая, что ноге так легче работать с мячом. Доставалось ему и от вратарей, многие из которых использовали в игре запрещенные приемы, которые судья обычно не замечал. К примеру, бросается вратарь в борьбу за верхний мяч, одной рукой тянется к нему, а второй, исподтишка, бьет настырного игрока. Один такой «ловила» однажды так саданул Кадилина в солнечное сплетение, что он минут двадцать приходил в себя, лежа на газоне за кромкой поля.
Но подобные травмы были в порядке вещей, и большинство игроков относилось к ним как к само собой разумеющимся. Куда страшнее были другие — тот же надрыв мениска, к примеру. Иные игроки, не достигшие еще пенсионного возраста в футболе, вынуждены были завязывать с игрой именно из-за проблем с мениском. Кадилину в этом смысле повезло — мениск ему вырезали всего лишь однажды. Причем эту операцию делала знаменитый на всю страну врач Зоя Сергеевна Миронова. Уже на третий день после операции она пришла во второе отделение ЦИТО, где лежал Кадилин, и заставила его встать и пройтись по палате.
А через месяц он уже вовсю тренировался на базе «Спартака» в Тарасовке.
Так, за неспешными воспоминаниями о былом, Кадилин пролежал в ванне около получаса. Когда вода окончательно остыла, он спустил ее, ополоснулся под душем и вернулся в комнату. Вытираться висящим в ванной единственным полотенцем, предназначенным для рук, Кадилин посчитал делом неэтичным, поэтому решил обсохнуть, стоя у окна. В это время суток двор был почти пуст. Только на детской площадке трое пацанов десяти-одиннадцати лет сидели на перекошенной карусели и проводили время в никчемных разговорах. Рядом был пустырь, на котором при желании можно было вволю порезвиться с мячом, однако пацанам эта мысль, видимо, даже не приходила в голову. То ли у них не было мяча, то ли футбол им был до лампочки. И Кадилин вспомнил, каким насыщенным было его детство в таком же возрасте.
Он жил на окраине Свердловска, и целыми днями они с пацанами только и делали, что играли в разные игры. И ведь какие игры тогда были: лапта, штандер, салочки, «чиж», тот же футбол. Именно в дворовых футбольных баталиях и закалялись все будущие звезды отечественного футбола, там происходило их рождение. И тренерам профессиональных команд, куда затем попадали эти звезды, приходилось всего лишь шлифовать их талант, потому что самое главное — удар, обводка, умение бороться за мяч — у дворовых футболистов уже было.
Что касается Кадилина, то он уже в семь лет показывал неплохие результаты в дворовых матчах, и взрослые пацаны брали его с собой на игры с другими дворами. Правда, был у него один недостаток, который присущ большинству дворовых гениев футбола, — он любил водить мяч в одиночку и в редких случаях пасовал партнерам. Однако этот недостаток Кадилин с лихвой компенсировал результативной игрой, заколачивая по три-четыре мяча в ворота соперников. Не изменил он своим привычкам и тогда, когда попал в детскую спортивную школу. Но ему повезло с тренером. Тот ценил в нем прежде всего хорошего технаря и никогда не требовал от него усердия в коллективной игре. Нравится тебе водить — води, но только результат — гол — вынь да положь. И Кадилин оправдывал надежды тренера, практически никогда не уходя с поля без забитого мяча, а то и двух-трех.
Между тем в конце семидесятых, когда Кадилина пригласили в «Спартак», ему пришлось во многом учиться играть заново. Ведь Бесков взял его в команду с условием, что он из нападения перейдет в полузащиту. А это уже иная манера игры, и игроку, чтобы перестроиться, необходимо определенное время. Поэтому свой первый сезон в «Спартаке» он отыграл вприглядку, привыкая к новой для себя роли хавбека. Зато второй сезон стал его звездным часом. И хотя «Спартак» в том году был лишь вторым, однако игра Кадилина была отмечена многими, Про него писали, что он блестяще справился с обязанностями «хава» — внезапно, как уколы, забивал голы и тут же возвращался во вторую линию атаки.
Давно уже ушли со двора те трое пацанов, которые заставили Кадилина вспомнить свое детство, а он все еще стоял у окна и смотрел на детскую площадку. Из глубокой задумчивости его вывела мелодичная трель дверного звонка. Вспомнив, что он стоит посреди комнаты абсолютно голый, Кадилин бросился к столу, где была аккуратно сложена его одежда, и стал лихорадочно одеваться. Пока он это делал, звонок продолжал надрывно звенеть и футболист, чертыхаясь и путаясь в одежде, пытался сообразить, какому же хрену понадобилось в такое время навещать Яшину квартиру.
Нежданным гостем оказался человек, которого Кадилин меньше всего хотел бы видеть — двадцатидвухлетний парень по кличке Фантик. Этот невзрачный молодой человек с гнилыми зубами и заячьей губой вызывал у футболиста наибольшее отвращение из всех Яшиных хозяев. Несмотря на молодость, Фантик отличался патологической жестокостью к тем, кто был слабее его и не мог дать ему достойного отпора в силу зависимого положения. Поскольку самого Фантика хозяева гоняли в три шеи, он старался вымещать свое зло на тех людях, кто в силу различных обстоятельств вынужден был находиться у него в подчинении. Вот и на этот раз он привел в квартиру Яши молодую женщину, которая должна была заплатить собственным телом за место на вокзальном рынке. Фантик втолкнул ее в квартиру, сам вошел следом и закрыл дверь. Его и без того несимпатичное лицо было перекошено гримасой злобы. Чтобы не встречаться с ним взглядом, Кадилин отвернулся.