Убить генерала
Шрифт:
Он не спросил, а сказал в утвердительной форме, полагая, что не ошибается:
— У тебя личные счеты с Дроновым.
— Да, — не колеблясь ответил Проскурин. — В 2000 году Дронов бросил умирать под Мескер-Юртом расчет десантников из 74-й бригады, а оставшихся в живых добил артиллерийским огнем — когда командир группы Николай Проскурин — мой старший брат — вышел последний раз в эфир и фактически вызвал огонь артиллерии на себя... Это был выход для обделавшегося генерала, и он им воспользовался. Ты же знаешь, что значит вызвать огонь на себя.
— Слышал про меня и моего наблюдателя?
— Больше того: интересовался.
— Почему сразу не сказал?
— Потому что это не только наше дело. Ты смотрел фильм «Матрица»?
— И не раз.
— Значит, должен помнить: «Я покажу тебе, насколько глубока кроличья нора». Юрий Александрович и показал мне, насколько она глубока и сколько дерьма в ней. Он открыл мне глаза, если проще. От него я ни разу не слышал слов о чести, долге, честности. Он всегда говорит об искренности. Главная черта его характера — искренность. Можно легко осудить честного человека, но почти невозможно вынести справедливый приговор человеку открытому. В его команде только такие люди. И ты тоже человек искренний. Поэтому ты получил предложение влиться в нашу команду. Тебе придется поверить в это, потому что ты среди нас. Легко идти по стрелке компаса, которая всегда указывает на север, но мы идем в другую сторону. Нас мало, — продолжал Андрей, — поэтому дорожим каждым человеком. Но не все готовы рискнуть головой — у кого-то семьи, дети.
— И ты начал искать человека, который рискнул бы своей головой.
— И нашел его, — слабо улыбнулся в ответ Андрей. — Пока дело не сделано, так и будем в тени. Но потом все изменится — в лучшую сторону. Будь уверен.
Сразу после этого откровенного разговора Крапивин окончательно достиг переломного момента, когда идти можно было либо вперед, либо назад. Внутренний компас, ориентированный на север, сломался и в его душе тоже. Теперь он указывал в прямо противоположном направлении.
А в ушах стояли прощальные слова капитана Андрея Проскурина:
— Витька, хочу еще раз напомнить: человек, представляющий угрозу «кабинету», уничтожается. Теперь это касается и тебя тоже.
Но в них Виктор Крапивин не расслышал угрозы, потому что не был человеком из той единственной категории, названной капитаном. И оба понимали это.
Очередная, третья по счету ночь дурманит голову, заполняет ее бродящим хмелем... Не ко времени она задает вопросы: «Ты убьешь человека?»
Ночь выплетает на окнах черные круги и пристрелочные квадраты мишеней, шепчет до боли знакомым голосом: «Кто тут хотел стать снайпером?..»
Глава 7
Первая кровь
Апрель 2003 года
Со временем напряжение слабело. Оно почти иссякло к шестому месяцу обучения. Ставший привычным срывающийся голос Андрея Проскурина прозвучал в этот раз строже, и Близнец, уже получивший эту кличку, неожиданно для себя приготовился шагнуть вперед, услышать то, что запомнил на всю жизнь: "Учти — во время выполнения задания ты можешь рассчитывать только на себя... Тебе придется смотреть, как разлетается в прицеле голова... Отныне твоим девизом будут слова: «Мы стреляем редко, но так, чтобы каждый раз попасть в цель».
Этот урок Проскурин закончил на неожиданной ноте, и у курсантов сложилось впечатление, что это последнее занятие.
— Во время курса вы стреляли по мишеням и манекенам. В реальной жизни вы не встретите человека, похожего на черный кружок или пристрелочный квадрат. — Инструктор дождался, когда уляжется легкий смешок в аудитории, и закончил: — Теперь первое, что вы увидите в оптический прицел, — это глаза. Глаза обычного живого человека.
Проскурин отпустил курсантов, задержав Крапивина.
— С тобой хочет поговорить один человек, — сказал он Близнецу и дождался стандартного вопроса:
— Кто он?
— "Купец", — ответил капитан.
— Почему так рано... и так поздно? — невольно скаламбурил Крапивин. До окончания курса почти месяц, а на часах без четверти одиннадцать вечера.
— Потому что это особый «купец», — сделал ударение Проскурин. — Такие люди всегда приходят раньше раздачи. Так что не удивляйся ничему. Предложение, которое тебе сделают, получают единицы — это обычная практика. Ты заметил, что я приглядывался к тебе во время курса?
— Да, у меня было такое ощущение, — ответил Виктор.
— Когда оно возникло? Припомни конкретный эпизод. И если ты сделаешь это... — капитан едва заметно покачал головой, — я назову тебя лучшим из лучших.
— Ну тогда это звание у меня в кармане, — улыбнулся Витька. — Вы задали вопрос, товарищ капитан. Точнее, прозвучала вводная. Три снайпера на позиции остались без приборов определения дальности. Первый снайпер определил расстояние до цели в триста пятьдесят метров, второй в четыреста, третий в четыреста пятьдесят. Их действия.
— Что дальше, напомни?
— Кто-то сказал, что нужно вычислить среднее арифметическое, кто-то предложил примерно то же: ориентироваться на второго стрелка. Я нашел ответ в том, что стрелков — трое. Все просто. Каждый ставит прицел и делает поправки на то расстояние, которое он определил, и стреляют одновременно из трех винтовок. Одна из пуль точно попадет в цель.
— Все просто, ты сказал? Но почему только один из тридцати ответил на эту вводную?
— Я не знаю.
— Я знаю. Пойдем со мной.
Одиннадцать вечера. Практические занятия проходили днем, теорию привычно перенесли на более позднее время. Из офицеров в центре снайпинга лишь дежурный, не считая капитана Проскурина. Правда, человек, встречавший Крапивина в кабинете инструктора, показался Близнецу военным. О том говорила его выправка — прямая спина, широкие плечи, сильные руки — и проницательный взгляд.
На столе лежала синяя папка. Чуть лысоватый незнакомец лет сорока, одетый в рубашку с короткими рукавами, открыл ее и пролистал несколько страниц. Только после этого он улыбнулся, что очень подходило к его круглому лицу, и спросил: