Убить генерала
Шрифт:
— Ну и что с того, если опоздаем? — Николай усмехнулся.
И Вадим сразу, словно его ударило током, догадался: Терехин не хочет брать снайпера.
— Ты что, встал на их сторону?! Или просто хочешь остаться в стороне? Это как раз тот случай, когда за молчание могут грохнуть.
Николай слабо улыбнулся и пожал плечами:
— Я вообще ничего не хочу.
— Я понял, понял тебя, — скороговоркой выпалил Соловьев. — Тебе сто раз сказали «свинья», а на сто первый ты захрюкал. Я не знаю, что в твоей голове, но тебе придется поднять свою задницу и...
— А
Вадим вышел и хлопнул дверью. Закурил. Пошарил по карманам. Последняя запись, последняя пленка. Это не козырь и даже не последняя шваль, — это пустая карта, на которой можно намалевать что угодно. Она несла в себе уникальную информацию. Несколько голосов по очереди зачитывают сценарный план о визите президента в Самару, затем следует кульминация: "Много вариантов. Его можно убрать на площади Славы. Можно снять, когда он будет подниматься по трапу «Валериана Куйбышева». Понимаешь, главное — это решение на выстрел. А углов, из-за которых его можно сделать, сколько угодно". — «Решение на выстрел... Да, ты прав. Именно решение». И ни слова о начальнике Службы — упоминание о нем осталось на другой, уничтоженной с остальными кассете. И на этой карте можно смело малевать туза. И только туза. Чтобы не попасть под удар козырной шестерки.
Жил-был художник один. В первом кабинете. Он дал задание потянуть ниточку «Второго кабинета». Ниточка оказалась цепочкой сливного бачка.
Соловьев решился на шаг, который на Лубянке начальством всегда приветствовался: «лучше нет влагалища, чем очко товарища». Если он сегодня не спустит воду, завтра за цепочку бачка дернет заботливая рука товарища. Тем паче момент назрел дальше некуда.
Прежде чем идти к шефу, Соловьев выкурил еще одну сигарету. Руки дрожали, однако он глотал дым так, словно нагнетал в легкие кислород.
В приемной директора он поторопил секретаря:
— Я по делу Дронова. — Что для красавца-капитана с недавних пор означало: «Скачками!»
Адъютант хмыкнул, глядя на растрепанного майора:
— Петров без дела не сидит. На него завели пятое уголовное дело.
— Да, ты очень смешной малый, — осклабился Вадим. И мысленно откликнулся на шутку капитана: «Не так страшен черт, как его малютки». «Малютка»-Терехин догадывался, он был уверен, что сделает Вадим в следующие пять-десять минут, кого обозначит в качестве жертвы... но остался на месте. Остался в стороне? Нет просто у него не осталось ни одного хода. Цугцванг.
Крапивин приехал на Казанский вокзал, когда до отправления поезда Москва — Казань оставалось два с половиной часа. На площадке перед перронами велись какие-то ремонтные работы, пассажиры, встречающие и провожающие жались к стенам, образовав вокруг огороженного участка что-то вроде оживленной трибуны. Диктор вокзала ежеминутно извинялась за «причиненные неудобства», вызванные, правда, изменением расписания электропоездов.
Близнец был в парике, глаза скрывали фирменные очки с дымчатыми стеклами. Одет стильно. Может, он немного бросался в глаза, но ни один милиционер не способен был увидеть в нем человека, разыскиваемого всеми силовыми структурами столицы.
Он выкурил сигарету и прошел в здание вокзала. Внутри тоже что-то вроде оцепления: скамейки, выставленные в ряд, оставляли метровый участок для прохода. Рядом расположилась администратор с рацией, подле нее стояли два милиционера. Не меняя ритма, Крапивин смело прошел «кордон». Заплатил десятку и зашел в платный туалет. В первую очередь посмотрел на себя в зеркале. И снова не узнал себя. Он стал другим человеком. И не только внешне. Предчувствовал, что большие перемены ждут его впереди.
Страшновато немного: незнакомая страна, незнакомые люди, неизвестные перспективы. Но там он будет ждать одного человека и постарается забыть других. Навсегда. Так решила судьба.
Он вышел из туалета, купил мороженое в «Баскин Роббинсе», расположенном в конце зала, и медленно перешел в другой зал, где было не так много народу. Сразу за лестницей, ведущей в зал повышенной комфортности, он нашел свободное место. На одно сиденье положил свою сумку, на втором расположился сам. Прямо перед ним — телевизор «Самсунг» на высокой подставке, справа буфет. Близнец решил, что останется здесь до объявления его поезда. Ну, может, выйдет пару раз покурить.
Директор слушал подчиненного не перебивая. Вряд ли он придумывал для него наказание. Так рассуждал майор Соловьев, обливаясь холодным потом, однако не боясь смотреть шефу в глаза. Как человек, он поймет его, уже понял. Сделал жест: «Одну секунду!» и снял трубку телефона с российским гербом.
— Леонид Сергеевич? Срочно ко мне. Да, срочно. Да, именно безопасности. Твои люди замешаны в этом. Хочешь поговорить на эту тему по телефону?
«Нет», — ответил вместо директора ФСО Вадим Соловьев. И слушал другого директора, который снимал то одну телефонную трубку, то другую.
— Николай Николаевич, срочно ко мне. Срочно! — поторопил Терехина шеф. Связался с приемной: — Предупреди дежурных, чтобы полковника Терехина не выпускали из здания. Если он появится на проходной, пусть приведут его ко мне.
— Как вы вышли на Дьячкову? — спросил директор Соловьева.
— Терехин вышел, — сглотнул Вадим. И уже начал жалеть, что взбаламутил этот омут. На дне воронки он окажется в числе первых. — Через бывшего друга Дьячковой — Олега Лосева, — продолжал он. — Просто Далматов не разобрался в его показаниях. Я могу идти? — Вадим покосился на дверь.
— Нет, — жестко сказал директор. — Нет.
Однако отпустил — когда в кабинет вошел Терехин:
— Можешь идти. — Остановил майора на пороге: — Я перевожу тебя в группу полковника Дапматова. Вливайся в новый коллектив, Вадим... Как тебя по отчеству?
— Яковлевич.
— Вливайся, Вадим Яковлевич.
Соловьев встретился взглядом с Терехиным и без труда расшифровал выражение его лица и едва заметное покачивание головой: «Ты еще найдешь на свою жопу приключений».
Директор Федеральной службы охраны Черняков прибыл в компании начальника Службы Александра Свердлина. Генерал-майор казался изваянным из гранита, а Черняков выглядел голограммой в квартире Билла Гейтса: менял цвет в зависимости от настроения хозяина. Он то краснел, как солнце на закате, то бледнел, как дохлятина на пляже. В перерывах, когда к нему возвращались природные цвета, он делал телефонные звонки. Даже не делал, а совершал их. «Корсакова к директору ФСБ», «Найдите Юрия Цыганка...»