Убить Горби
Шрифт:
Пашка вспомнил свое последнее посещение родного города. Было это в самом начале нового века. Он ехал на машине мимо Белого дома… Переехал перекресток, что называется, на «розовый», то есть в момент переключения с желтого на красный. Тут его и «приняли». Старший лейтенант, розовощекий крепыш, подплывал к машине с достоинством, но бодро. Пашка приоткрыл окно, но потом передумал и все же вышел из машины подышать воздухом, да и просто проявить уважение к постовому. Лето заканчивалось, явно ощущалось дыхание осени. Он подивился тому, что пахло в этих окрестностях точно так же, как и тогда, в девяносто первом. Тогда тоже был конец августа.
– Куда торопимся? – устало поинтересовался инспектор, принимая комплект документов.
– Что? – спросил Пашка, и получилось у него это самое «что» строго, по-учительски.
Во взгляде инспектора промелькнула тень любопытства. Но не более того. Местных постовых строгостью не проймешь – почитай в день по несколько раз этот инспектор «министров видит, дипломатов видит, Путина видит».
– Выпивали сегодня? – поинтересовался милиционер.
– В смысле? Я же за рулем.
– Шутите?
– Почему?
– Так… в трубочку подышим. – Инспектор стал рыться в планшете.
– Интересная штука жизнь, лейтенант, – проговорил Пашка, с удовольствием вдыхая богатый, пропитанный запахами цветущей воды, пропущенных через катализаторы выхлопов и надвигающегося бабьего лета, воздух Москвы.
Лейтенант перестал рыться в планшете и с подозрением уставился на Пашку.
– Я говорю, – продолжал Павел невозмутимо, – интересная жизнь у нас. Вот, стоим на том самом месте, где двадцать лет назад я дозором, как тот дед Мороз, обходил Белый дом и охранял нарождающуюся демократию. А сегодня тут – забор. Меня за него не пустят. И вас поставили у забора тестировать меня на алкоголь. Кстати, помню, в те ночи ни у кого и мысли не возникало выпить, не то что нажраться или там еще чего…
Милиционер снова поглядел на Семенова непонимающе и достал рацию.
– Десятка ответь четыреста седьмому, – проговорил он в нее, косясь на задержанного.
– Вы пока разговаривайте, а я поеду, – сказал Пашка и направился к своей машине.
– Эй! Куда, ну-ка стоять! – милиционер убрал рацию и произвел попытку схватить его за рукав.
Пашка остановился и поглядел инспектору прямо в глаза. Бывает такое с ним. Внутри все вдруг закипело от нестерпимого и праведного возмущения.
– Что смотришь? Сейчас вызову наряд, а то умный ты очень, – злобно буркнул сотрудник ГИБДД.
– Слушайте, инспектор, – Пашка не сдержал улыбку. – Вам сколько лет? Впрочем, подождите, попробую отгадать… Двадцать пять? Двадцать семь? Получается, в 1991 году вам стукнуло пять или семь лет. А я в том году примерно в это же время стоял на той крыше и ждал штурма. И было мне немного страшновато. А сейчас мне не страшно, потому что, сынок, я знаю, что такое жизнь. И понимаешь ли, в чем дело? Поговорить на эту тему мне не с кем. Но тут подворачиваешься ты…
– Я таких защитников Белого дома в день по сорок штук останавливаю, – с ухмылкой перебил инспектор. – Почему-то именно здесь все норовят вспомнить свое, блин, героическое прошлое… Героическое прошлое! Ваше племя прое…ло великую страну! Вместе с вашим Горбачевым и вашим Ельциным. Вашего Горбачева вообще убить мало.
* * *
Пашка вздохнул, отогнал воспоминания о том эпизоде, допил пиво, встал из-за стола и вышел на улицу. Он не хотел возвращаться в Москву. С его точки зрения, там теперь правили бал эгоизм и зло. И главное, не было больше дома.
Вечером, сидя в Альберт-Холле, в ложе № 19, он вглядывался в лица людей, прибывших поздравить Горбачева. Где-то ближе к середине праздника он обратил внимание, как в соседней ложе один мужчина поднялся и стремительно проследовал в фойе.
Пашка незамедлительно покинул ложу, спустился на первый этаж и, никого не обнаружив, решил проверить туалетную комнату. Здесь было пусто и подозрительно тихо. Одна кабинка оказалась запертой. Недолго думая, Пашка решил провести разведку боем.
– Здорово, Олежка! Выходи строиться!
Дверь кабинки отворилась, и взору Семенова действительно предстал его друг, облаченный в элегантный смокинг, белоснежную рубашку и бордового цвета бабочку.
– Армани? – поинтересовался Пашка.
– Они, «Армяни». А что, есть другие фирмы? – Олег засмеялся.
Пашка никогда не слышал, чтобы друг его смеялся столь напряженно и неестественно.
– Ты откуда нарисовался? – Олег не спускал с друга проницательных глаз.
Пашка улыбнулся.
– Может, поздороваемся, как положено? Ты так и будешь стоять в кабинке?
Олег шагнул навстречу, и они обнялись. Пашка сразу нащупал скрытую кобуру под пиджаком у друга. Тот попытался отстраниться, но Пашка мертвой хваткой вцепился в рукоять пистолета.
– Как пронес ствол?
– Випов после красной дорожки не досматривали, – угрюмо ответил Олег.
– А вдруг бы досмотрели? Дурак ты, брат…
Олег пожал плечами.
– Выброси.
– Нет.
– Старик, не дури.
– Отвяжись. Это не твое дело.
– А чье? Погибнешь и меня подведешь… Ну давай, доставай ствол.
Олег напрягся до предела. Тело превратилось в пружину, и Пашка почувствовал: еще мгновение, и ему несдобровать.
– Ладно, – пробормотал Пашка, – до меня тебе, похоже, дела нет, а как же Корин? Кстати, хотел у тебя еще в замке спросить, чего такого ты в ней нашел?
– Страсть, – Олег ослабил хватку.
– Здорово, – вздохнул Пашка. – Я сразу это почувствовал, когда глазами с ней встретился. И фигурка статная. Опять же грудь точь-в-точь как ты любишь.
– Полегче, а то в морду дам, – пригрозил Олег, однако голос его звучал уже миролюбиво.