Убить некроманта
Шрифт:
— Ну что вы, — говорит, — ваше золотое величество! Как же можно не помнить! Молодчик такой, глазки синенькие, как у котёночка, личико чистенькое, в семействе старший, добрый мальчик. Где бы ему с мечом, а он всё с молитвенником, смирненький, в Беатрису уж года три влюбившись. Ещё ваш папенька бал давал, так Квентин всё её сахарненькую ручку держал да в глазки заглядывал. У Беатрисы-то поклонников — видимо-невидимо, оно и понятно: она барышня из себя сплошная карамелька, да только её батюшка ей самого благонравного мальчика во всей столице
— Ясно, — говорю.
— С дуэньей, — говорит, — только батюшка ошибся. Известная шельма. Она, стало быть, Беатрису по ночам и выпускает, а к утру впускает — и всё через сад да лакейским ходом. Хитры бестии: никто из домашних по сей день не знает, где барышня по ночам гостит и что потеряла. Батюшка-то, почитай, до сих пор думает, что Беатриса чище голубки, святей целованного клинка…
— Спасибо, — говорю. — Я примерно так и думал.
После разговора меня как будто немного отпустило, и я лёг спать. А постель пахла Беатрисой — мёдом, корицей… И мне снилась её грудь в отсветах свечей и кудряшки, кудряшки…
А потом я проснулся. И меня вырвало.
Потом я работал, как в поле. Я приводил в порядок дела, я поднял все заброшенные документы, я собрал отложенный Совет. Я чуть ли не сутки подряд проверял отчёты о доходах из провинций. И съездил в приграничный гарнизон посмотреть на рекрутов.
Всё потихоньку налаживалось. Мне опять снились кошмары, но я уже знал, что это вскоре пройдёт. Хотя Беатриса успела меня приучить к потворству некоторым вещам…
Прежний аскетизм тяжело возвращался. И слишком хотелось смотреть на красивые лица. И слишком много думалось… Как в детстве, на башне, с трактатом в подробных гравюрах…
Правда, собственная слабость, как всегда, вызывала отвращение и злость на себя. А злость, как всегда, шла Дару на пользу. Я мало-помалу выздоравливал.
Примерно через неделю после… ну, после разговора с Бернардом я вечером собирался на кладбище на предмет свежих гвардейцев. Идиотов, убивающих друг друга на поединках в столице и предместьях, полно, а запрет Святого Ордена на кремацию вообще всё упрощает. Я взял двух мертвецов — обычную свиту по ночам — и пошёл было, но просто-таки в дверях приёмной наткнулся на Оскара.
Я ему ужасно обрадовался. Я думал, что Оскар ещё обижен, но при виде него у меня отлегло от сердца. Я сказал:
— Оскар, дружище, доброй ночи! Хотите выпить? Вина, крови — и поговорим?
А вампир чуть нахмурился и встряхнул головой, и молвил с загадочной миной:
— Мой дорогой государь, если вы позволите, я предпочёл бы беседу, хотя, безусловно, мне очень льстит ваше приглашение.
— Что случилось? — спрашиваю.
— Это, без малейшего сомнения, не моё дело, — отвечает, — но если вы будете так беспрецедентно милостивы к вашему ничтожному слуге с его вечными пустяками и глупостями…
Я губу прокусил до крови, и Оскар на эту капельку так заинтересовано посмотрел, что я чуть не прыснул.
— Я дам вам крови, Князь, — говорю. — Больше. Обязательно. И говорите без церемоний. Я в полном порядке.
Оскар улыбнулся.
— С вашего милосерднейшего позволения, — говорит, — нынче ночью я желал бы присоединиться к вашей свите, несмотря на некоторую неприязнь к несвежему мясу. Дело в том, мой дорогой государь, что у кладбища вас ожидают молодые люди, вооружённые серебряным оружием. Я совершенно случайно увидел их, проходя мимо.
— Меня? — говорю. — Вот как…
— Они, — продолжает, — безусловно, отлично знают, что некромант в конце концов появится на кладбище. И они, как я полагаю, намерены нарушить данную вам присягу. Мне думается, что два трупа в этом случае — слабая защита. В компании, ожидающей вас, достаточно бойцов, чтобы отвлечь мёртвых от вашей особы, а внезапность лишит вас возможности применить Дар. Полагаю также, что они знают — трупы лягут, как только вы закроете глаза.
— Оскар, — говорю, — серебро — это нехорошо. Они могут ранить и вас.
— Без сомнения, — говорит, — я снова раздражаю вас, говоря необдуманно, и напрашиваюсь, как провинциальный барончик — к своему сеньору, но мне на миг показалось, что со мной вам будет несколько проще выяснить у этих очаровательных юношей, что побудило их на измену долгу.
И я понял, что он прав. Как обычно.
Я не стал брать ещё гвардейцев. В бою Оскар стоил бы десятерых мёртвых и двух десятков живых — если в его присутствии дело дойдёт до боя. Я пошёл той дорогой, которой ходил всегда, а Оскар растёкся длинной полосой тумана. Мы хотели застать их врасплох — что и вышло наилучшим образом.
Они рассчитали хорошо, наверное, со священником советовались: нацеленный на мёртвое, я легко мог пренебречь живым и подойти достаточно близко. К тому же сложно переключиться с ощущения подъёма трупов на ощущение прекращения жизни. Три-четыре минуты в драке иногда всё решают. Очень возможно, что тогда меня убили бы.
Но они не знали, что со мной будет вампир, к тому же такой старый и сильный, как Оскар. Он позвал в полный голос, чуть только они дёрнулись ко мне навстречу. Зов обрушился волной — даже у меня сладко закружилась голова и подкосились ноги, а уж у этих простаков!..
Они смотрели на нас, как птички — на змею. Детскими перепуганными глазами. Не в силах поднять оружие. Сидя и полулёжа на траве. Я взял у мёртвого гвардейца факел, чтобы рассмотреть их получше.
И рассмотрел.
Это были рыцари Квентина и он сам. Чистенький дурачок с синими глазами и молитвенником. Мертвец выбил у него меч, а я врезал ему по физиономии, чтобы привести в чувство.
Он вскочил и прижался спиной к кладбищенской ограде. Он не смотрел на юных вампиров Оскара, которые вышли из тени памятников и встали вокруг гвардейским оцеплением, он смотрел на меня.